Когда иду я подмосковьем где пахнет мятою трава слушать: Скачать Песню Артур Эйзен — Россия Родина моя («Когда иду я подмосковьем, где пахнет мятою трава…») Бесплатно и слушать онлайн

Михаил Садовский: Вано… Композитор Вано Ильич Мурадели (Чайка. Номер 3 (19) от 1 февраля 2002 г.)

В.И.Мурадели на родине, в Грузии

По-разному сливаются реки. Широко и вольно, как Волга и Кама, незаметно и буднично, как Яуза и Москва-река, где стоит архитектурный памятник сталинского времени — высотный дом на Котельнической набережной. На месте лепившихся друг на друга по крутым склонам приречного холма одно-двух-трёхэтажных домиков, бараков, халуп со страшными дворами, вырос в самом начале пятидесятых, при жизни вдохновителя и по его приказу один из десяти запланированных в Москве высотных домов (со смертью вождя их строительство прекратилось — успели только семь). В этот дом, из которого был виден за поворотом реки Кремль, вселяли советскую элиту — артистов, писателей, художников, композиторов… Проще говоря, жили в этом доме замечательные творческие люди, чудом уцелевшие от когтей режима.

Сливаются реки и становятся одним целым, и не различить в общем потоке «своей» и «чужой» воды.

По-разному сходятся люди. Каждый старается самим собой остаться, хоть идут по жизни вместе, да не всегда это — по желанию: бывают очень неравнозначны сошедшиеся величины и порой от этого трагедии случаются, порой счастье выпадает…

В доме этом на Котельнической жил Вано Ильич Мурадели, настолько непонятый, неоцененный, закрытый людям, распевавшим его песни, что оторопь берёт от удивления и несправедливости: по-моему, вопреки общему мнению и кажущемуся преуспеванию, — загубленная жизнь, растоптанный талант.

Должен заранее оговориться: читателю, может быть, покажется — слишком часто автор «якает», да не вижу другого способа рассказать о человеке, ставшем столь близким и таким дорогим, что не верю в его отсутствие на земле. До сих пор просыпаюсь внезапно утром оттого, что кажется: звонит телефон и я, сквозь сон, слышу его голос:

— Здравствуй, дарагой! Паачему не званил, что случилось? Забалел? Я валнавался! Наташка, гаварит: «Пазвани! Пазвани!…» Ты не прападай, звани пажалюста! харашо?. . Жду тэбя…»

Это он с таким акцентом, когда очень волнуется, а так говорит красиво, правильной русской речью, по-московски акает, а уж выступает публично или в застолье — тамада, конечно! — заслушаешься…

Но — по порядку.

Я знал песни Вано Мурадели, пел их. Но особенно проникла в душу одна. Это произошло далеко от Москвы, в рыбацком посёлке на берегу Азовского, ещё не изуродованного плановым хозяйством моря, когда в нём было полно рыбы!.. Как и везде, тут было место, где собирались люди: это, конечно, берег. Лежали перевёрнутые вверх дном с зимы колобухи, сушились сети, бродили гуси и утки, играли дети, загорали в сезон приезжие дачники. Тут же стоял врытый в песок, изъеденный ветром, волной, солнцем, просоленный и потому не гниющий кривой столб, а на нём хрипатый громкоговоритель-колокольчик — рог изобилия советской власти; недаром же говорили: нечего есть, в магазине пусто — повесь авоську на репродуктор.

Колокольчик не умолкал никогда, и, волей-неволей, люди воспитывались властью, память и сознание буквально забивались всем советским: новостями политики, промышленности, сельского хозяйства, науки и искусства. Именно этот глашатай прогресса и прохрипел новую песню Мурадели «Бухенвальдский набат», и в нашей немаленькой компании с явным профессиональным музыкальным «креном», песня всем оказалась и по вкусу, и по сердцу: война не так далеко ушла, каждому было, что и кого вспомнить и помянуть…

«Какой он из себя, что смог написать такую мощную песню?» Моё воображение рисовало его могучим атлетом. Наивно, конечно, я и тогда понимал это, но так вот…

Сильная песня. Сильный человек только мог родить такую, и призыв «Берегите мир!» тогда звучал по-другому. Совсем по-другому. Это было наше общее желание.

Мурадели, Мурадели, какой-то странный небожитель, наверное. С одной стороны «Москва — Пекин», «Партия наш рулевой», «Едем мы, друзья, в дальние края» — это звучало в эфире с утра до ночи. Ну а мы без всякого принуждения, здесь на рейде, выйдя на баркасе ночью по лунной дорожке, распевали от сердца «Высоко летят под облаками и курлычут журавли над нами» и «Тропинка школьная моя, веди от самого порога», и «Опять иду я Подмосковьем, где пахнет мятою трава».

О том, чтобы увидеть этого замечательного человека, я уж не говорю познакомиться с ним, — я даже и не то, что не мечтал — не мыслил. Всё равно, что о встрече с марсианином думать.

И вот прошло лет шесть. На мои стихи уже писали многие композиторы, было и несколько известных песен, всё это так или иначе звучало, издавалось… И как-то зав. редакцией музыкального издательства Ростислав Бойко, сам очень интересный композитор и мой соавтор, позвонил мне и попросил принести стихи для хорового цикла да побольше, чтобы можно было отобрать. Я подумал, он для себя просит, отдал и забыл, а через полгода, примерно, он сказал, как бы мимоходом: «Помнишь, я у тебя стихи просил? — и, не ожидая ответа, — Мурадели цикл хоров написал… я заказал ему… очень неплохо получилось. Интересно. Позвони ему, вот служебный телефон…»

Что? Кто?! Какой Мурадели? Может, я не понял? Но другого Мурадели нет…

-Да! — сказал мне в трубку женский голос. — Да, меня предупредили о вашем звонке. Вано Ильич просил вас заехать. Завтра в час дня удобно? — у него приём начинается, а сегодня депутатский день, он занят. Меня зовут Анна Моисеевна, я его секретарь, адрес знаете?..

В приёмной Председателя Союза композиторов Москвы было не то что многолюдно — тесно, люди ждали приёма. Очевидно, я от волнения был совершенно зелёного цвета, потому что Анна Моисеевна прежде всего поинтересовалась, как я себя чувствую и не дать ли мне валерьянки. Она тут же отправилась в кабинет, через несколько мгновений распахнула дверь и громко объявила:

— Проходите, Вано Ильич ждёт вас. — Я был смущён до предела, было неудобно перед ожидаюшими приёма людьми.

— Дарагой! -услышал с порога. — Как харашо, что вы зашли! Спасибо! Генацвале! Прахади, прахади! — он вышел из-за стола, положил мне руку на плечо, прижал к себе и сказал очень серьёзно. — Спасибо тебе за стихи, дорогой! Я очень старался. Говорят, получилось. Твой друг, Слава Бойко, замечательный парень, он мастер… — Мурадели поднял палец.

— Сказал, что издавать будет, хочу тебе показать!.. Знаешь что, приходи ко мне домой, вот телефон, наверное, в десять буду дома. Не поздно? Раньше не получится- заседания. А сейчас не могу: люди ждут, извини. Договорились?.. Ах, как хорошо, что ты такой молодой!..

Тогда я ничего не понял и был в сомнении: не спутал ли Мурадели чего-нибудь, зачем ему хоры для детей а cappella на мои стихи? Но слова его запечатлелись навсегда, и лишь потом приобрели смысл и цвет.

…Дверь открыла Наталья Павловна. Оказывается, я встречал её и прежде, только не знал, что — жена Мурадели: она приезжала в издательства, на Радио по делам мужа, грузная, простое русское лицо… а в глубине прихожей уже звучал голос:

— Кто пришёл? Захади, дарагой! Наташка! Этот же тот самый великолепный поэт! Я тебе о нём говорил! — от таких слов я снова впадаю в тихую панику (не привык ещё к гиперболизированной, цветистой речи Вано), а на пороге комнаты появляется могучая фигура человека в борцовской белоснежной майке, тренировочных синих брюках и с сокрушающей улыбкой. .. — и я включаюсь: внутри звучит «Бухенвальдский набат!», мелодия сливается с обликом автора — всё становится на свои места и я успокаиваюсь и отвечаю на вопросы обо всём: о доме, о детях, о книжках, гонорарах, задумках…

— Понимаешь, вчера особенно много народа было. Все просят, работать надо, помогать надо… одна женщина пришла прямо с чемоданом с вокзала: ночевать негде, сын одно очко в институт не добрал, одна воспитывает — опять Мурадели… Ты не приходи больше в кабинет, только домой, а то подумают люди, что я рабочее время на свои пустяки трачу! Ладно?..

Так начиналось знакомство, наша дружба, что, к сожалению, длилась недолго — до его последнего мига… но каждый день этих лет интенсивного общения просторен и поместителен, как сам талант Мурадели — и в творчестве, и в стремлении жить.

…Это произведение оказалось удачей композитора — «Ручей», «Бродят шорохи», «Облака», «Глядится в лужи застеклённые красавица весна» — проникновенные мелодии, прозрачное хоровое изложение, удобное и напевное голосоведение — это был совершенно неизвестный Мурадели.

До того он писал для детей очень мало, а чисто хоровой музыки, хоров без сопровождения, совсем, по-моему, не сочинял… возможно, с годами у него накопилось столько невысказанной, нерастраченной нежности, чистоты, столько воспоминаний, что возникла необходимость поделиться — и он словно выплеснул на ходу, чуть качнувшись, из полного сосуда свежего, ароматного напитка…

Во время записи на Радио «Десяти картин» Детским хором под управлением профессора Владислава Соколова — ребята устали, переволновались: как же — сам Мурадели придёт на запись. И вот — половину материала записали и скисли… И Вано говорит своему другу, потихоньку:

— Слава, уступи мне место на минутку… — он встаёт за пульт. — Ребята, сейчас я вам что скажу… — все напряжены, ждут… — Вы замечательно поёте! Сейчас посмотрим, как вы пьёте чай с пирожными! Все в буфет!..

Как замечательно он зажигает аудиторию своей энергией, темпераментом, как весело, цветисто и уважительно говорит об авторах, как объясняет ребятам, что хотел выразить и как надо спеть: «Без вас же ничего не получится и никто не узнает, что хотели сказать людям поэт и композитор!» — и как оживают и поют после этого ребята! Они поют, как говорят профессионалы — на раз! И с первого дубля получается прекрасная запись! Она до сих пор жива и звучит. ..

А мы выходим из ДЗЗ (Всесоюзного Дома Звукозаписи) вслед за шумной ватагой я и два музыканта — Владислав Соколов и Вано Мурадели, два соученика по консерватории Слава и Ваня… солнце уже на закате, сосульки тенькают, тихо, пахнет весной, так отрадно и радостно… и вдруг Вано говорит:

— Мы со Славой умрём, — я начинаю возмущаться, — погоди! а ты о нас напишешь, и об этой записи обязательно, обязательно напиши: как великолепно ребята пели, какие у нас прекрасные дети… и как мы вышли вместе втроём, и как сосульки тенькали…

Мне подумалось, что обращение его к детской музыке не случайно: он хотел высказаться откровенно, а лучшей возможности, чем писать для детей — не придумать. И мои ощущения в дальнейшем подтвердились неоднократно — и в совместной работе, и в обращении Вано Ильича к новым авторам за детскими стихами. В последний год жизни он, в основном, писал только для детей и написал очень много.

…Легенда о его всесильности и доброте намного опережала его действительные возможности, но его вера в то, что он творит, именно творит праведное дело, страсть, с которой он бескорыстно и радостно помогал людям, открывали перед ним такие двери, что я только диву давался:

— Знаешь, я NN квартиру выбил в Моссовете, он же с соседями жил! Как может композитор с женой и дочкой жить с соседями? Где работать?. .

— Он теперь по гроб жизни вас благодарить будет! — реагирую я.

— Нет, ты не прав! Ненавидеть станет!

— Как это?!

— Очень просто! Его будет мучить мысль, что я ему добро сделал, и что люди это знают!.. Только я-то по-другому не могу: он же у нас в Союзе композиторов, в Московском — они же все мои дети. Они же меня выбрали — как же я могу по-другому… И знаешь, — добавляет с грустью, — скоро им чешские унитазы доставать буду, я всё могу!..

Что это — поза? игра на публику? Зачем ему это надо было при его-то славе?! А может быть, «синдром голода», как я это называю: не могу до сих пор (а с войны полвека прошло), не могу выбросить даже корочку, внутренняя память тех лет, когда я пухнул от голода, удерживает меня…

А ведь как ему досталось от всесильных. Это же его вместе с Шостаковичем и Прокофьевым учили писать музыку малограмотные вожди пролетариата — и никто не вступился! Никто! Не заступились — отступились. Руки подать не хотели — боялись. Не осуждаю, но и вычёркивать не след: не все такими пугливыми были, есть примеры… Нет, «Сороковые роковые» не помиловали ни его, ни семью — Наталью Павловну Шиловцеву и её дочь, его падчерицу, причисленную к делу врачей.

Сегодня уже не проверить, но я должен рассказать об этом. Со слов Вано Ильича, разумеется….

Дома, за работой

В кабинете Вано (так его все называли за глаза: Вано или Ваня) стояла стеклянная немецкая горка со стеклянными же полочками внутри, на которых разложены были разные удостоверения и значки — не праздная коллекция, а действующая, так сказать. Предметов было — тридцать два! По количеству общественных нагрузок композитора. И ко всем он относился весьма серьёзно, не отлынивал, не откручивался, удивительно, как находил время. Например, он был шефом интерната и раз в месяц посещал школьников, помогал им организовывать экскурсии, доставал автобус для поездок и т.д., был ректором народного университета культуры и раз или два в месяц читал лекции, был почётным пограничником — тут же лежала его медаль, почётным чекистом. ..

— Почему, говоришь, я их уважаю, чекистов… — Вано волнуется. — Не всех!.. Уже после того, как «Москву-Пекин» написал, думал: всё, отпустили меня… Нет! мне знакомый чекист рассказал потом, когда Сталин умер. Он на Лубянке работал и очень мои песни любил… У него стопка ордеров лежала… на арест… стопка подписанных ордеров, понимаешь?.. Каждый день приносили, каждый день он отдавал часть, а мой каждый раз вниз перекладывал — как дойдёт до него очередь, вынимал — и вниз… Рисковал, конечно, страшно. Полтора года перекладывал, пока Сталин умер. И всё остановилось, понимаешь?..

Как, зная это, было жить? Служить той власти, от когтей которой едва уцелел? И почему тот человек перекладывал клочок бумаги ценой в человеческую жизнь, рискуя собственной?.. Почему? Кто ответит…

Я рассказываю то, что поведал мне Вано о своём избавителе и не знаю: делился ли он этим с кем-нибудь ещё, потому и рассказываю… Похоже очень это на правду, на поразительно невозможную правду.

Падчерица Вано умерла в сорок. Сразу почти после реабилитации. На сердце у неё был рубец от инфаркта. Когда скончался Вано, у него на сердце нашли такой же рубец. Тогда инфаркты переносили на ногах, и никто не знал об этом…

Он никогда не жаловался. И в последний год, когда постоянно болело и ныло сердце — от переутомления, а может оттого, что видел со своей вершины дальше и глубже прочих… и видно было, что — устал.

— Зачем вам это всё, дорогой Вано Ильич, зачем? Если машина к половине девятого подкатывает к подъезду и привозит к полуночи — и вы не пишете! А вам сочинять надо! Вы же композитор!..

— Не понимаешь! — сердится Вано, и в воздухе пахнет грозой…

— Вань, а Мишка то прав, меня не слушаешь…. — дальше бы хорошо привести фразу Натальи Павловны целиком, не обрезая смачной концовки… Вано смягчается:

— Вам хорошо говорить, а я не имею права: людям помогать надо — и музыкой, и делами. Работать надо!..

И он работал, как каторжный. Работал, подгоняемый властью, понукаемый ею.

Может быть, ему это было по душе? Ну, хотя бы сначала? Кому не лестно быть востребованным?..

И он написал столько песен-агиток, которые умерли ещё при его жизни и принесли ему нелюбовь и даже презрение многих… а сколько раз обещал себе и клялся родным и близким, что всё бросит, оставит все посты и вот просто со следующего понедельника уйдёт в сторону — «буду работать, писать буду!». Говорилось много раз, но так и не случилось…

Может быть, он был отравлен ядом власти или верил, что, владея ею, сможет принести пользу… кому? Он никогда не притеснял людей и, действительно, пользуясь своей известностью, своими постами, помогал многим — иначе ради чего сознательно бросил свой талант в эту геенну огненную?..

…Звонок по телефону. Об одном известном композиторе фельетон в «Правде», что в те годы было равнозначно приговору, и если не вмешаться — пропадёт человек. И Мурадели тут же звонит по телефону домой партийному чиновнику, чей портрет носят на демонстрациях, и «решает вопрос». Так вот как это бывает!.. Значит, и Иосифа Бродского можно было спасти одним звонком — это те же годы. Но — не нашлось такого человека…

Так жил Вано. Считая себя настоящим коммунистом (будучи даже членом идеологической комиссии ЦК КПСС), и тихо ненавидя власть, на которую работал и представителем которой был. Оттого и не выдержало сердце, разорвалось, в конце концов.

В самой середине шестидесятых, в очередной полуночный разговор о недавнем прошлом, о вожде всех народов, Мурадели вдруг спросил в лоб: «А ты знаешь, кто такой Сталин?» — Ответом было молчание. Каждый знал о нём своё. Вано взял листок бумаги и своим удивительным почерком вывел крупно: «провокатор». Показал написанное. Молча порвал у нас на глазах. Сложил клочки в хрустальную пепельницу и поджёг. Он больше ничего не сказал. Боялся произносить вслух — его телефонная трубка наверняка слышала все шорохи квартиры круглые сутки…

— Знаешь, я новую песню написал. Сейчас покажу. Не удивляйся. Для Института переливания крови. У них конгресс. Международный. Очень просили -сверху звонили. Это важно — переливание крови. Я туда ездил специально — столько людей они спасают! Никто ещё не слышал. Сейчас, Наташку позовём, что моя КГБ скажет? Она главный цензор! -он усаживается за рояль, оборачивается ко мне, протягивает руку:

— Это разве руки пианиста — это руки танкиста: один палец две клавиши нажимает! — кокетничает слегка. Играет хорошо, чисто, а поёт! У него настоящий оперный голос, очень красивый сочный баритон. Когда он учился в Московской консерватории по классу композиции у Бориса Шехтера и Николая Мясковского, его даже сманивали на вокальный факультет: предлагали певцом стать… да он и учился в молодости по классу вокала в музыкальном училище в Тбилиси.

— А зачем вам это, Вано Ильич, дорогой!..

-Я не думал, что ты такие вопросы задавать будешь! — Он сердится. — Люди просят, понимаешь? Работать надо. Люди просят — помогать надо…

Почему мои песни поют? Потому что я знаю, о чём люди думают, что хотят. .. я поэтому коммунист и народный артист… я самый настоящий народный!.. Вот смотри: Ленинскую премию получила певица — мои песни поёт! Она получила, а я нет! (в голосе обида и горечь — совсем по-детски) А кто премии выдаёт?….

— Вано Ильич, так вы же сами в этом комитете!

— Нет! Не путай пожалуйста — не везде Вано!..

Он по-детски обидчив, наивен, и порой кажется беззащитным… может, только и позволяет себе расслабиться перед близкими…

-Почему один приехал? -хмурится Вано. — Больше без жены не приезжай! Семья — это счастье!..

— Хорошо…

— Она должна знать, что мы пишем! Народ должен знать… — Я не возражаю.

— Бог не дал мне сына — если бы у меня был такой, как ты… — и на глазах слёзы.

В один из вечеров обязательная встреча совпала с трансляцией хоккейного матча на первенство мира. У наших игра не шла — проигрывали. Вано смотрел телевизор, когда я пришёл.

— Сегодня работать не будем! Не могу! Ты посмотри, как они играют! Халтура! Если бы мы так писали, разве бы нас народ понял?- он расстроен до такой степени, что приходится вмешиваться Наталье Павловне:

— Вань, если ты не перестанешь нервничать, я этот . ..ный телевизор на ..й выключу! — она любит выражаться по-народному, крепко и просто…

-Нет. Досмотрю этот позор!..

Матч кончается за полночь. Вано расстроен, долго молчит. Мы сидим в столовой за огромным, вечно накрытым столом. Он встаёт, молча уходит в кабинет и возвращается с тетрадкой, раскрывает её и замедленно, выговаривая каждое слово, несуетно читает по-грузински.

— Я тебе сейчас переведу, это стихи мои, я ещё в Тбилиси писал… и сонеты у меня есть…- он начинает переводить, будто читает заранее приготовленный подстрочник, некую легенду гор, другой жизни, может быть, другой планеты — и мы забываем обо всём. И я понимаю, откуда у него придирчивость к каждому слову и слогу — он и себе спуску не даёт, и чувство языка его не с неба упало — это годы труда!

— Мы с тобой сделаем книжку! Я уже звонил в издательство — добро получил. Теперь надо делать: будешь переводить… — он сразу всё решает практически.

И неожиданностью своих решений не раз ставит в тупик.

-Почему я? Разве у вас нет лучших переводчиков? — Но оспаривать его решения не всегда приемлемо, порой опасно. Сердится он темпераментно. Иногда зло. Не терпит возражений…

Вот он сосредоточился и кажется, несколько отключился. Разговор идёт как бы сам по себе. Но нет, не заблуждайтесь: он здесь! Прирождённый лидер, — «продукт эпохи»! Все правда, так и есть. Но — его деликатность, природная хватка и понимание жизни дают ему возможность как бы «вычислить» интерес собеседника, и он никогда не давит его своим авторитетом и весом. Пример? Его разговор с Владимиром Заком. Я уже писал об этом замечательном музыканте, учёном, моём педагоге и друге. Этот диалог я воспроизвожу не дословно, но близко к оригиналу, беру на себя такую смелость, поскольку очень хорошо знал и одного, и другого.

— Дорогой Владимир Ильич, не удивляйтесь, это с вами говорит Председатель Московского Союза композиторов Вано Ильич Мурадели…

— Да, Вано Ильич! Я удивлен, но внимательно вас слушаю. ..

— Я приглашаю вас к себе на работу, в Московский союз. В качестве музыкального критика.

— Но Вано Ильич!.. я в музыкальной школе работаю… а критики… критики должны быть зубастыми!..

— Даарагой! Паслушай — ты напрасно со мной споришь!.. Я очень сильный, я гиревик, понимаешь, обо мне даже писал журнал «Здоровье». Мы с тобой в разных весовых категориях… а то, что в школе работаешь — очень хорошо! значит, детей любишь, значит, у тебя душа нежная, а мне нужны нежные критики, понимаешь?!. — И вопрос был решен.

Талантливейший музыкант был поднят на то место, которое более соответствовало его возможностям. Ведь в ДМШ он оказался волей судьбы, спасался там от власти в страшном 1952 году, — а какой был не страшный?..

Окончание в следующем номере

Фото из личного архива автора

Aqua Allegoria Herba Fresca Guerlain аромат — аромат для мужчин и женщин 1999

AGUAS FRESCAS — это лёгкие безалкогольные сладковатые на вкус напитки, популярные в Мексике и Соединенных Штатах (например, Mexican Pineapple Water — та самая «ананасная вода для прекрасной дамы»), история которых насчитывает тысячи лет. Easy-to-make. Делаются из одного или нескольких фруктов, злаков, цветов или семян в комбинации с кореньями, некоторые из наиболее распространённых рецептов включают тамаринд, гибискус и хорхата.

Производятся в промышленных масштабах: в 2008 году The Coca-Cola Company вдохнула новую жизнь в основанную в 1938 в Monterrey (Мексика) компанию Barrilitos™ Aguas Frescas и представила прохладительный напиток «Fresca» (refreshing, non-carbonated, flavored water beverages made with juice — available in a variety of fruit, flower & spice flavors). Его уже упоминала здесь уважаемая Deogeoyy. (Fresca means ‘fresh’ in Portuguese, Spanish and Italian. В английском fresca значит ‘fresh’, ‘cool’.)

AQUA ALLEGORIA HERBA «FRESCA» — это прохладительный напиток, то есть herba здесь не «что?», а «какая?» (слово, определяющее, какая эта fresca). В лингвистике процесс называется субстантивация прилагательного, подходящий к теме пример в русском языке: мороженое [какое?] и ягодное мороженое [что?]. Никакая не «свежая трава», уж тем более не «свежескошенная трава».

Да, как некоторые правильно отмечают, на сайте guerlain.com на странице аромата в разделе ‘Description’ есть маркетинговый ход: an invitation to walk barefoot in freshly cut grass. Наверное, копирайтеры, работающие на бренд, могут быть более или менее эрудированными и могут просто не знать некоторых нюансов (или знать и, наоборот, использовать игру слов в целях расширения аудитории). Кстати, могут и откровенно присочинить. В разделе ‘Ingredients’ маркетинговая сказка гласит: spearmint, lily of the valley, green tea. Открываешь тут же(!) полный list ингредиентов и видишь, что ничего подобного там нет. Раздел ‘Fragrance’ максимально приближен к реальности. «Green Aromatic Citrus. Tonic, refreshing, unisex.»

Прохлада дыхания после зубной пасты, цитрусового софт-дринка и жевательной резинки с перечной мятой (как в Wrigley’s Doublemint, Orbit Peppermint — не spearmint!). Свежо, молодо, гигиенично.

Сведения о руководителе

Директор школы:

Токарева Ирина Ивановна

Имеет высшее образование, в 2000 году окончила Кемеровский государственный университет по специальности «Экономика и управление на предприятии». Переподготовка в 2004 году в КРИПКиПРО по программе «Педагогика, психология и методика преподавания школьных дисциплин», специальность «Математика». Педагогический стаж  — 14 лет. 

Контактный телефон: (38459) 2-17-05.

E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. .

Информация о доходах

 

Заместители директора:

Загорулько Елена Анатольевна — заместитель директора по учебно-воспитательной работе. Образование высшее, в 1989 году окончила Кемеровский государственный университет по специальности «Химия». Педагогический стаж — 25 лет.

Иванова Галина Васильевна — заместитель директора по учебно-воспитательной работе. Образование высшее, в 1975 году окончила Кемеровский государственный университет по специальности «Физика». Педагогический стаж — 42 года.

Махно Светлана Алексеевна — заместитель директора по воспитательной работе. Образование высшее, в 1975 году окончила Кемеровский государственный университет по специальности «Биология и химия». Педагогический стаж — 39 лет.

Самохвалова Ольга Викторовна — заместитель директора по информатизации. Образование высшее, в 1996 году окончила Анжеро-Судженский филиал Томского государственного педагогического университета по специальности «Математика и информатика». Педагогический стаж — 18 лет.

Карпикова Ирина Владимировна — заместитель директора по АХЧ. Образование высшее, в 1987 году окончила Омский государственный институт физической культуры.

Лопаренок Наталья Николаевна — заместитель директора по БЖ. Образование высшее, в 1983 году окончила Новосибирский ИСКиТ.

 

Контактный телефон: (38459) 2-10-58ю

E-mail:  Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. .

Добавить комментарий

Кто напишет гимн Подмосковья?

Елена Рыковцева: У нас в гостях Александр Журбин. С Александром Журбиным связаны сразу два события, одно вот-вот на носу, состоится завтра в рамках фестиваля «Сад оперы», его премьера, новое представление, которое называется, Александр?

Александр Журбин: Оно называется «Марина. Поэт» или можно наоборот «Поэт. Марина», потому что это два произведения на тексты Марины Цветаевой, и они между собой связаны только тем, что они на стихи Марины Цветаевой.

Елена Рыковцева: Это первое событие. Второе событие, я бы сказала, веселое, занимательное: губернатор Подмосковья Андрей Воробьев пригласил группу знаменитых композиторов во главе с Александром Журбиным.

Александр Журбин: Во главе все-таки с Александрой Николаевной Пахмутовой.

Елена Рыковцева: Хорошо, тогда вы вдвоем возглавляли эту процессию из четырех композиторов, пригласил, чтобы предложить им подумать о том, каким мог бы быть гимн Подмосковья. Сегодня у меня есть второй ведущий дистанционный. С нами на связи Матвей Ганапольский из Киева. Мы пока начинаем разговор с главного события, которое состоится буквально завтра. Итак, что это будет?

Александр Журбин: Это будет музыкальное представление, но не в том смысле, как обычно говорят: представление – это когда какие-нибудь выскакивают клоуны, цирковое представление, театральное. Это будет действительно представлением мною, я тоже буду выходить на сцену, скажу там несколько слов. Я буду представлять два своих сочинения на стихи Цветаевой. Называется это так – «Поэт. Марина». Я раскрою секрет: я хочу написать третье произведение, которое будет называться просто «Цветаева». Тогда они будут исполняться все три вместе и будет написано «Поэт. Марина. Цветаева». Об этом я мог бы говорить часами, у нас не хватит времени, почему Цветаева. Потому что когда-то много лет назад, это был 1956 год, скоро 50 лет этому событию, я в книжном магазине в каком-то городе, даже не помню, каком, потому что это было в Узбекистане, я неожиданно достал, знаете, такое советское слово – достал, то есть купил книжку Марины Цветаевой в большой серии «Библиотеки поэта», это была редчайшая книга. И она до сих пор со мной, уже прошло 50 лет, она со мной, в моей библиотеке, сильно потрепанная, потертая, но та же самая книга. Я стал читать ее стихи и вдруг понял, что эти стихи я люблю, я обожаю. Это стихи, которые для меня. Даже у Цветаевой есть такое стихотворение, которое называется «Тебе, живущему через сто лет». К тебе я обращаюсь, ты, молодой человек, найдешь меня через сто лет, и я буду твоей любимой поэтессой или поэтом. И меня так увлекла мысль, что это про меня, что это она мне пишет такое послание. Там даже есть такая строчка: «Моим стихам, как драгоценным винам, придет черед». Я считал, что да, действительно, это великая поэтесса и она для меня. Кстати говоря, тут маленькая поправка: я когда вырос и стал общаться с виноделами, я вдруг узнал страшную вещь – вино не живет сто лет, никакое вино не живет сто лет. Максимальный срок жизни вина, в любой упаковке, в бочке, в бутылке, в чем угодно, 40-50 лет, потом оно киснет. Поэтому все эти разговоры, что столетнее или двухсотлетнее вино.

Елена Рыковцева: Коньяк подольше держится.

Александр Журбин: Коньяк да, коньяк может хоть 500 лет держаться, с ним ничего не будет. То же самое с водкой, водка может стоять вечно. А вот вино, извините, оно киснет.

Елена Рыковцева: Хорошо, что вы сказали, у меня там одна давно стоит бутылочка.

Александр Журбин: Короче говоря, я так увлекся, и еще будучи студентом написал произведение на стихи Цветаевой, которое называется «Крысолов». Оно, кстати говоря, так никогда не было исполнено, так и лежит в моем архиве, ждет своего часа. Я верю в то, что этот момент наступит. По-моему, очень интересное произведение, но никто пока не исполнил. А потом я написал цикл «Марина». Потом так случилось, что театр «Новая опера» проводит фестиваль, который называется «Сад оперы». Это вообще фестиваль новой музыки, которую написали новые композиторы, ныне живущие композиторы. И вот меня пригласили в этот фестиваль, я предложил им это свое сочинение, вернее, два сочинения вместе на стихи Цветаевой, они охотно согласились, и завтра будет премьера, на которую я приглашаю всех, кто нас слышит.

Елена Рыковцева: Правда, что там свободный вход? Везде пишется, что свободный вход.

Александр Журбин: Действительно свободный вход. Мы решили сделать это своего рода благотворительным концертом для гуляющих в саду Эрмитаж, я очень люблю этот сад.

Елена Рыковцева: 6 вечера, свободный вход, сад Эрмитаж, пожалуйста, приходите, слушайте эту красоту. Матвей, вам слово.

Матвей Ганапольский: Я, во-первых, если позволите, начну с некоторых комплиментов. Поясню радиослушателям и замечательной ведущей Лене Рыковцевой важную историю. Я сейчас нахожусь в городе Киеве во вражеском и купил несколько бутылок горилки с перцем, хорошего такого, вы знает, напитка. Во-первых, спасибо большое, Журбин успокоил меня, что горилка хранится долго. А второе я хочу сказать, что я в городе Киеве, конечно, по разным всяким делам журналистским, но город Киев и Журбин сыграли в моей жизни огромную роль. Я объясню и это очень важно. Когда-то, когда я был совсем молодым человеком, было и такое, мы все побежали смотреть рок-оперу, тогда это было удивительно, «Орфей и Эвридика». Я впервые в жизни увидел музыкальное драматическое произведение. То есть мы все привыкли к опере, мы привыкли к эстрадной песне и мы привыкли к такой штуке, как оперетта – вот эти жанры, которые знал Советский Союз. И вдруг, если я не ошибаюсь, это было еще при Советском Союзе, появилась рок-опера.

Александр Журбин: Матвей, это был 1975 год. Это было очень давно, и конечно, советская власть еще была в полном расцвете.

Матвей Ганапольский: Тем не менее, появилась рок-опера. Тогда я познакомился с композитором Журбиным сначала заочно. То есть, что я увидел? Я увидел, как музыка, драматургия и сценическое действие сплетаются в какую-то одну картину и тогда мне стало понятно, чем это отличается от оперетты, где по меткому выражению Юлиана Тувима стоят хорилы и хорицы и где жена не узнает мужа, потому что он надел новые перчатки. Здесь совершенно другая была история. Потом я познакомился с Александром Журбиным, которого я зову Саша и счастлив, для меня это почетно и приятно. Что я хочу сказать? Для меня неудивительно то, что я сейчас услышал, то, что Цветаева является поводом для музыкально-драматического произведения. Это, конечно, не рок-опера, тут трудно определить жанр. Я хочу сказать, что Журбин – это один из немногих людей, который предлагает нам отвлечься от Кончиты Вурст, уйти немного от обычной попсы или русской, или шансона.

Елена Рыковцева: Матвей, может он сам по ночам Кончиту слушает тихонечко.

Матвей Ганапольский: А иначе не получится, песенку-то надо написать. Вот он смотрит на Кончиту Вурст, клеит себе искусственную бороду и пишет песни. Но вопрос не в том, чтобы песню написать, а вопрос в том, вот как – написал песню, сшиб деньги и побежал дальше, а вот Журбин занимается этими ужасными трудоемкими вещами, которые называются музыкально-драматическими произведениями, неважно, в какой форме они будут, в опере и так далее. Я хотел задать простой русский вопрос: на фиг тебе это надо?

Александр Журбин: Это правильный вопрос. Я сам не понимаю, но так уж я устроен. Действительно, я довольно давно уже, хотя в моей жизни были песни, были популярные песни, и сейчас есть, но вообще я уже давно не чувствую себя песенником и этим жанром не занимаюсь. Я действительно пытаюсь, ты правильно говоришь, написать нечто большое, связанное с хорошей литературой, с хорошими стихами. Моими «соавторами» являются такие люди, как Набоков, Достоевский, Чехов, Марина Цветаева и многие другие, которых я нахально, я бы сказал, беззастенчиво использую. Я их беру, я имею на это право, потому что они не подлежат авторскому праву, после смерти прошло достаточно лет, и они являются свободными, бери не хочу. Вот я беру, я хочу и я делаю из них свои произведения, которые, к счастью, действительно ставятся в разных театрах, исполняются за рубежом. Я очень горжусь этим. Я тщусь, что эти произведения будут жить, даже когда меня физически не будет.

Елена Рыковцева: Я сейчас вас изобличу, продолжая вопрос Матвея. Я только что прочитала интервью Евгения Кунгурова – это молодой певец, который был одним из победителей шоу «Голос», он говорит следующую фразу: «Прилетев сюда, я связался с Александром Борисовичем Журбиным, чтобы он придержал для меня песню». Что за песню вы для него придерживаете?

Александр Журбин: Действительно есть такая песня. Во-первых, я люблю Женю Кунгурова, он прекрасный певец, вокалист. Так получилось, что у этой песни такая трогательная судьба, называется она «С днем рождения, мама». Эта песня была посвящена, естественно, моей собственной маме, и я на каждый день рождения ее пел. Увы, мамочка моя ушла из жизни, ей было почти 93 года, так что грех жаловаться, но тем не менее, ее уже нет, но песня-то осталась. И Женя сказал: «Ой, Александр, у моей мамы юбилей, вы можете мне ее дать?». Я сказал: «Женя, для тебя с удовольствием, пожалуйста». Так что мы скоро ее запишем.

Елена Рыковцева: И это будет его песня.

Александр Журбин: Она будет по-прежнему моей, но он ее сможет петь.

Елена Рыковцева: Теперь то, что я обещала спросить об этом замечательном походе. Я уже объявила, что один из руководителей Московской области сказал, что вы должны написать главную песню нашего региона к этой дате, а осенью Подмосковью исполняется 85 лет. Еще он сказал такие прекрасные слова, что если не получится, мы гнать не будем. Нужно вдохновение и надо обязательно, чтобы была душа. Причем я знаю, что давно не заказывают такие песни, неформат, очень плохо с душевными песнями, поди пробей такую душевную. А тут говорят – с душой, давайте, попробуйте.

Александр Журбин: Маленькая предыстория. На самом деле я в жизни не ходил к начальству, когда звали, всегда отказывался, считаю, что это не мое дело. Композитор должен сидеть дома и писать музыку. Но тут действительно речь зашла о гимне. Когда я узнал, что идет Александра Николаевна Пахмутова, идет Дедюля такой, очень хороший гитарист и симпатичный человек, Игорь Бутман, которого я знаю всю жизнь, я подумал, почему собственно не пойти и не послушать. Идея действительно хорошая, действительно у Подмосковья нет гимна. Хотя есть великая песня, которая сплошь о Подмосковье, она называется «Подмосковные вечера». Куда уж лучше, перекрыть эту песню практически невозможно. Но все-таки гимн есть гимн. Я изучал этот вопрос, как композиторы участвовали или не участвовали. Оказывается, еще как участвовали. Знаете ли вы, что гимн Германии, который, к сожалению, звучит сейчас очень угрожающе, но написал никто иной как Иосиф Гайдн, тот самый великий Гайдн, Гайдн, Моцарт и Бетховен – величайшие композиторы всех времен. Один из гимнов Англии, там их несколько, написал Георг Фридрих Гендель, который долгое время жил в Англии, ему заказал король написать гимн. Так что ничего позорного написать гимн нет.

Елена Рыковцева: Конечно, войти в историю, как Михалков с текстом.

Александр Журбин: Вы вспомнили это имя. Там был Николай Николаевич Добронравов, он рассказал очень смешную историю, которую я с его разрешения здесь повторю. Он говорит, когда Советский Союз рухнул, решили сделать новый гимн. Они с Александрой Николаевной решили: почему бы не написать. Попробовали, написали какую-то красивую песню о России. Ему кто-то позвонил и сказал: Коля, ты, конечно, можешь написать, но автором все равно будет Михалков.

Елена Рыковцева: Даже если музыка будет Пахмутовой.

Александр Журбин: Я, честно скажу, сам гимн писать не собираюсь, не мое это дело, но готов принять участие в отборе. Хочется, чтобы гимн был, я очень люблю Подмосковье, у меня есть дача, масса друзей, какие-то города я даже очень хорошо знаю подмосковные. А между прочим, Подмосковье, если кто не знает из наших нынешних слушателей, это гигантская страна – это 7 миллионов человек. Бельгия отдыхает, Голландия отдыхает. Это огромная страна с огромным количеством городов, инфраструктур, чего только нет. Поэтому я с удовольствием принял это приглашение.

Елена Рыковцева: То есть там вариантов три: либо это будет какая-то старая песня в качестве гимна использована, либо будет написана кем-то из вас новая, либо творчество кого угодно, то, что вы отберете.

Александр Журбин: Они предложили многоступенчатую конкурсную систему. На первом этапе смотрят какие-то специалисты, чтобы весь мусор откинуть. Потому что, конечно, огромное количество графоманов начнет писать, а графоманы, я знаю, что это такое, мы все знаем, графоманы пишут красивым почерком, переплетают, ноты разрисовывают. Я сам с этим имел миллион раз дело. Потому что тебя ловит на концерте такой человек, говорит: «У меня вышла книжка, посмотрите мои стихи – это гениально». Или: «Моя песня, помогите ее исполнить». Таких всегда много людей. Но здесь, конечно, должна быть в высшей степени профессиональная вещь. Здесь любитель написать не может, это все равно, что любитель не может прыгнуть на два метра или играть в сборной Бразилии. Это все профессионалы, это люди высокообученные, образованные и так далее. Может быть Александра Николаевна напишет с Николаем Николаевичем, они сказали, что попробуют.

Елена Рыковцева: Тоже «Светит незнакомая звезда», чем не гимн Подмосковья. Выходишь на веранду: ночь, звезды.

Александр Журбин: Я согласен с тем, я об этом говорил губернатору, кстати, губернатор, я его впервые в жизни видел, мало вращаюсь в таких кругах, он произвел на меня приятное впечатление. Он приятный человек, очень современный, молодой, быстро на все реагирует. В общем, как-то он мне понравился. Он сказал: «Конечно, «Подмосковные вечера». Есть еще песня, если помните: «Когда иду по Подмосковью, где пахнет мятою трава». В песне о Подмосковье должны быть какие-то реалии о Подмосковье, чтобы это не была песня, которая точно так же могла стать песней Рязани, или Кубани, или Казани, все-таки это должна быть песня, в которой какие-то два слова фигурируют, намекающие, что это песня из Подмосковья.

Елена Рыковцева: Матвей, давайте я вас ненадолго переведу из разряда ведущих в разряд гостей и тоже спрошу, как вы относитесь к тому, должен ли регион обрести свой гимн. Я помню по своему детству, я родилась и жила несколько лет в Воркуте в детстве, песню «Моя Воркута светла и горда». И она по телевизору звучала и до сих пор она у меня в ушах звучит, я ее запомнила на всю жизнь.

Александр Журбин: В этом нет ничего плохого и ничего советского и кондового. Потому что в принципе точно такие же гимны имеют и Париж, и Лондон, и Нью-Йорк.

Матвей Ганапольский: Я надеюсь, что во второй части передачи я смогу сказать несколько слов по поводу того, что мы услышали, по цветаевской музыке, потому что мне есть, что сказать. По поводу этого я хочу сказать, что здесь вашего гостя не подводит вкус. Потому что есть композиторы, которые пишут гимны ко всему, можно гимн доярок, гимн чертежников и так далее.

Александр Журбин: В газете я читал объявление своими глазами, написано: «Пишу гимны для любых организаций».

Матвей Ганапольский: Совершенно верно. Кстати, Саша, я хочу тебе сказать, что этот человек неплохо живет. Потому что каждая контора, например, гимн ДЭЗа № 3428 «Когда мы чистим трубы» и так далее. А что касается гимна Подмосковья, то это действительно гигантский регион и дай бог Саше, либо Пахмутовой и Добронравову написать что-то такое, что поется само, что логично, что ложится на сердце, что имеет такую русскую песенную традицию мелодичную. Потому что сейчас немножко музыка ушла в другую сторону, в сторону такой отчаянной ритмизации, поиска форм и так далее. Действительно, регион, где живет 7 миллионов человек, должен иметь свой гимн. Удастся или нет, во всяком случае, это очень хорошая творческая задача.

Елена Рыковцева: То есть эта идея вам нравится.

Александр Журбин: Другое дело, что действительно, такая песня, Матвей абсолютно прав, она должна родиться, ее нельзя сконструировать, придумать. Вы можете написать «такая-то ГЭС, такая-то речка вытекает», подробности. Она должна быть органична, ее должно хотеться петь. Гимн города Нью-Йорка неофициальный «Нью-Йорк, Нью-Йорк», эта песня была не написана как гимн, но она стала таким неофициальным гимном Нью-Йорка и ее действительно хочется петь. Вот так должна родиться песня о Подмосковье.

Елена Рыковцева: Нью-Йорку повезло просто, что так совпало, родилась песня и он ее присвоил.

Матвей Ганапольский: Что касается русской песни, есть критерий потрясающий: если песня, а мы знаем, что все песни, которые были написаны мастерами 30-40-50-х годов, эти песни поются за столом, то есть можно спеть компанией. Марш ли это, вальс ли это, столь свойственный русской мелодической культуре, можно спеть за столом. Поэтому прав абсолютно Саша, когда он говорит, что эту песню сконструировать нельзя. Ее нельзя сконструировать как по стихам, так и самое главное по музыке. Она должна вылиться из тебя.

Александр Журбин: Абсолютно правильно, я согласен. Действительно традиция застольных песен как бы утрачена. Много ли мы поем песен Децла или какой-нибудь группы «Каста», невозможно. Последний человек, который писал песни для застолья, это, наверное, Юрий Антонов, его песни еще как-то можно петь за столом, все остальные, увы, невозможно.

Елена Рыковцева: Это то, что называется душевное. И при этом я читала жалобы ваших коллег, что такая песня, как была в застойные годы, она не востребована сейчас, им говорят: неформат.

Александр Журбин: Наши медиа, СМИ, скажем так, наши медиа, которые передают музыку, когда им приносят песню в нормальном, привычном нам духе, на которых мы выросли, песни Утесова, или Шульженко, или Бернеса, или Кобзона, они говорят: нет, это никому не нужно, это не формат нашей радиостанции. А такой радиостанции уже не осталось. Недавно была какая-то радиостанция, которая называлась типа «Советская песня», и она тоже закрылась. Все исчезло и остались только передающие такую техномузыку, попсу, рок-музыку, шансон, но нормальных песен просто нет, увы.

Елена Рыковцева: «О боже, какой мужчина» – это все, что есть.

Александр Журбин: Это поют наши дети.

Елена Рыковцева: Матвей, вам слово.

Матвей Ганапольский: Позвольте мне сказать одну важную вещь, спасибо тебе, Лена Рыковцева, за то, что есть возможность сказать такой небольшой монолог по поводу тех вещей, которые нам не свойственны. Дело в том, что Журбин этими своими экспериментами, можно так сказать, он, конечно, неформат, но тем не менее, он продолжает весьма важную филармоническую линию в нашей отечественной культуре примеры которой мы знаем. Например, Никита Владимирович Богословский, который написал музыку к «Балаганчику», «Незнакомке». Есть выдающийся более высокий пример, например, Свиридов, который написал сюиту по стихам Маяковского. Мы с вами знаем, тут я просто хотел сказать о роли такой музыки в жизни. Берется поэзия, которая как свернутая пружина, поскольку эта поэзия наполнена чрезвычайной энергетикой, то она инспирирует некий музыкальный слой, который не совсем в российской традиции, он довольно штучный. Но тем не менее, мы знаем, сейчас во всех телевизионных пакетах есть такие каналы как «Арте» – это такой немецко-французский, который показывает всякую музыку такую необычную, канал «Мюзик» и канал «Меццо». Что мы там видим? Мы видим, что есть слой музыки, не классическая опера «Садко» или балет какой-то — это такое современное музыкальное осмысление поэзии. Для меня очень ценно то, что делает Саша, потому что он один из немногих, есть и другие, он композитор высокого класса и он понимает, я неслучайно вспомнил «Орфей и Эвридика», это было вполне логично, что он написал практически первую рок-оперу в России, советскую тогда. Он продолжает эту линию, очень непопулярную, никому не нужную, нужную только эстетам, которые понимают, что поэзия и музыка инспирированы вот этим удивительным дождем гениальности, которая сходит на человека. Как сказал Макаревич замечательную фразу когда-то, он сказал, что он не более проводник, чем проводник тех рифм и смыслов, которые падают на него и которые рождаются стихами. Поэтому это не просто тетенька странную мелодию поет, которую можно было бы и не петь – это целая культура, активным участником которой является композитор Журбин. И это очень ценно. Приходите и вы посмотрите в условиях концертного зала, когда сидит живой оркестр, когда контрабас берет ноту и вот это низкое гудение распространяется по всему маленькому залу или большому, когда ты слышишь скрип смычка о струну и когда перед тобой стоит реальная певица, которая это поет, плюс свет, появляется удивительная музыкальная драматургия, которая абсолютно самоценна по себе и которой сейчас никто не занимается. За это я люблю Сашу, за то, что он среди того, что он делает. Он мог бы абсолютно это не делать и прекрасно себя чувствовать. Но в этом, видимо, есть потребность его души. Это большое очень дело с точки зрения, Лена, ты должна понять, в данном случае я не хвалю Журбина как талантливого человека, я говорю о дефиците – это шире просто композитора Журбина, о дефиците некоторых форм, которых просто в нашей отечественной культуре не существуют.

Александр Журбин: Матвей, я тебе, во-первых, очень благодарен за такие хорошие слова обо мне. Ты абсолютно прав, да, действительно, я это делаю, потому что, во-первых, я без этого не могу, я считаю, что я должен сделать, если я обладаю каким-то даром, то есть такое замечательное выражение, что дар – это поручение. Если Бог дал тебе какой-то дар, он тебе поручил этот дар правильно использовать. Я всю свою жизнь, а мне уже немало лет, этим занимаюсь. Если посмотреть список моих сочинений, то я все время стараюсь что-то создать такое, чтобы это доставило радость именно тем людям, о которых ты говорил, которых ты назвал эстетами, может быть даже снобами, может быть еще каким-то ругательным словом. Но эти люди – это цвет нации, это лучшие люди, которые живут, назовем это словом интеллигенция, такое слово все еще существует. И все еще эти люди есть, я надеюсь, что они никуда не денутся, несмотря на любые сложности цензуры, запреты, все равно будут эти люди. Я смею себя причислить к ним. Если говорить о литературе или о кино – это вещи более простые, они более доступны. Если мы посмотрим какой-нибудь фильм, в котором будут какие-то неожиданные, запретные даже темы или повороты – это будет всем понятно, все будут бежать. Смотреть. Если в музыке я скажу, что я использовал уменьшенный квартсекстаккорд – это никого совершенно не взволнует, потому что это какие-то наши мелкие композиторские внутрицеховые вещи, которые, конечно, никому неинтересны. Но я все время стараюсь сделать так, чтобы мое произведение было интересно именно этому слою, довольно тонкому слою, к сожалению, я бы сказал, истончившемуся слою в России на сегодняшний день. Но он все равно есть – это мои друзья, это мои друзья по Фейсбуку, кстати говоря, это крайне важная сейчас часть нашей жизни, что-нибудь поставлю, свою музыку и получу двести «лайков», а это же здорово, двести человек, за ними стоят еще две тысячи человек, которые это, возможно, послушают. Ради этого я и живу. Спасибо тебе, Матвей, за хорошие слова.

Елена Рыковцева: Есть ли у вас в завтрашнем представлении музыка «для души»?

Александр Журбин: Там есть даже песня, которая называется «Час души» на стихи Цветаевой. Там, конечно, все для души, поскольку Цветаева была человеком величайшей души, величайшего сердца. Я недавно перечитывал Бродского, какие-то литературные вещи, воспоминания о нем и вдруг в каком-то месте какая-то женщина его спрашивает: «Скажите, кого вы считаете самым главным поэтом последнего времени?». Он говорит: «Конечно, это Марина Цветаева». «Ну как же, вы говорили Рильке, Оден, Пастернак». Он говорит: «Самый главный поэт ХХ века, – сказал он твердо, – это Марина Цветаева».

Елена Рыковцева: Я то имела в виду даже скорее шлягерную.

Александр Журбин: Действительно там есть такая песня, можно сказать, что она шлягерная. На самом деле там будет не так много шлягерной музыки, это довольно серьезное произведение, я бы даже подчеркнул – трагическое произведение. Если вы завтра придете, то настройтесь на серьезный лад. Потому что и жизнь Цветаевой, и ее стихи – это очень серьезная вещь. Но одна песня там будет, она называется «У меня в Москве купола горят». Это такая маленькая история внутри – эти стихи обращены к Блоку. Блок жил в Петербурге, Цветаева жила в Москве, она хотела к нему поехать, она его очень любила, не как мужчину, а как поэта, замечательного человека. Она к нему хотела поехать, но никак не получалось. Она написала эти стихи, что ты там у себя над рекой Невой, я у себя над рекой Москвой.

Елена Рыковцева: Матвей, пожалуйста, мы передаем вам слово в Киев.

Матвей Ганапольский: Я хочу сказать, что, во-первых, я успокоен тем, что водка долго хранится. Вы не собьете меня с этой магистральной мысли. Почему я говорю о том, что долго водка хранится, горилка с перцем.

Елена Рыковцева: Я уже поняла, что вы намекаете на Журбина.

Матвей Ганапольский: Я намекаю на Журбина, я намекаю на то, что после того, ты выпьешь или не выпьешь, в любом случае, после того, как тебе хорошо становится, музыка начинает заползать в тебя. Вдруг выясняется, что музыка является такой составной частью твоей души, твоей жизни. И здесь, конечно, очень важно помнить, что есть мастера, которые этим занимаются. Я не могу просто говорить о музыке в теоретическом каком-то смысле или практическом, потому что есть конкретный Журбин, который написал массу всего. Дело в том, что Журбин – это вообще такой странный персонаж, который все время открывает нам какие-то горизонты. Кроме того, что Саша верен вот такой своей музыкально-драматической стезе, которую он культивирует и осваивает, кроме этого он сделал еще одну вещь, которая для меня была открытием, известно или неизвестно, если неизвестно, то я объясняю, что так сложилось, что Саша жил в Соединенных Штатах Америки и как музыкант он пытался понять, что такое мюзикл американский. И на одной из радиостанций американских он сделал целый цикл передач про американский мюзикл. Оказывается, они разные, оказывается, это целая культура, оказывается, это культура, которая живет вместе с американцами, вплетаясь в их жизнь. Как воистину с одной стороны американцы творят музыку, кино, а с другой стороны кино творит Америку. И такой удивительный сплав Журбина, как человека абсолютно русского и продвигающего русскую культуру. Лена, ты слушала его музыку – это абсолютно русская музыка, в ней ничего американского нет. А с другой стороны человек, который ищет новые формы. Для меня очень приятно, что можно пойти в этот зал и увидеть эти произведения. Да, можно не ходить, можно дома посмотреть кино, сериал какой-то, но дело в том, что можно пойти и услышать живой оркестр, и услышать певицу, которая поет по-настоящему, не под фонограмму, не под «фанеру» и выйти с большим удовольствием, как будто встав на котурны. Собственно театр – это котурны. Почему, мы знаем, в Японии и в Китае вот эта культура стоять на котурнах, это было в Древней Греции, потому что музыка приподнимает, драматургия приподнимает, стихи Цветаевой приподнимают над бытом, над тем, что тебе наступили на ногу, что метро встанет, что где-то идет война и так далее. Твоя душа вдруг попадает в унисон с какими-то высшими материями. Есть проводники этого дела – это в том числе Саша Журбин, он тут не последний. Поэтому для меня лично очень важны эти сложные произведения, которые пишет Саша, вот этот неформат. Я не помню, у кого я прочитал замечательную фразу, что истинная гениальность любого произведения заключается в его отличии от идеального. У Саши это есть.

Елена Рыковцева: Мы должны заканчивать, за пять секунд успеете сказать о творческих планах?

Александр Журбин: Творческие планы у меня очень обширные. На будущий год у меня будет большой фестиваль, где будет исполнено много моих новых произведений.

Елена Рыковцева: А опера будет?

Александр Журбин: Новая опера будет называться «Мелкий бес». Это очень подходит для России.

Памяти Михаила Задорнова. Чем запомнился концерт в Ижевске? | Биографии

Сам он называл своим учителем Михаила Жванецкого, но не копировал его. Его интермедии про бочку с кирпичами, маяк или кота ученого можно слушать тысячи раз, и все равно будешь хохотать.

У Задорнова была уникальная способность — превращать человеческие недостатки в достоинства. В отклонениях от общепринятых норм он видел уникальность, неповторимость, нераскрытый талант наших людей.

Он одинаково популярен был и при Брежневе, и при Ельцине, и при Путине. Вожди менялись, а юмор Задорнова был всегда востребован и актуален.

Первые симпатии к артисту появились после просмотра телепередач. Потом регулярно слушала Юмор FM, где он интересно комментировал свежие новости, заходила на его сайт. Понравился фильм об истории Руси, снятый Задорновым. Михаил Задорнов, 2014 г.
Фото: Depositphotos

Хочу рассказать о концерте в нашем городе Ижевске. Живой концерт дает иное восприятие, чем радио и телеэкран.

Был 2012 год. Зал набит до отказа, ни одного свободного места. Выглядел Михаил Задорнов элегантно, костюмов не менял, только в конце снял пиджак.

Все приезжие знаменитости выступают обычно не больше двух часов. Концерт Михаила Задорнова длился четыре часа! Он умел держать зал. Рассказывал старые истории вперемешку с новыми, много импровизировал. Как раз только прошла инаугурация Путина, и политический блок был довольно большой. Много шутил над политиками, но не зло.

В текст на бумаге заглядывал лишь изредка. Почти все время говорил на память. Все 4 часа стоял, ни разу не присел. Я отметила, в какой хорошей он физической форме.

Сатирик рассказал, что не был в нашем городе с 1989 года. Сразу расположил публику тем, что вспомнил все, чем знаменита республика. Это автомат Калашникова, П. Чайковский, Галина Кулакова, «Бурановские бабушки».

Отметил, что с первым и вторым каналом сотрудничество не получилось, так как много вырезали. Он работает с Рен-ТВ.

Постоянно включал в выступление «витаминки», то есть между смешными историями вставлял достаточно серьезные вещи.

Об истории нашей родины, о происхождении русских слов, о фильме про вещего Олега, который он только задумал.
Памятник Арине Родионовне, установленный по инициативе и за счёт средств Фонда Задорнова
Фото: Скульптор В. В. Шевченко, сфотографировал участник Gosh, ru.wikipedia.org

Рассказал о субботнике, который он организовал с молодыми ребятами и убрал 1000 мешков грязи из леса.

О бесплатной библиотеке, на создание которой потрачено 300 тысяч евро личных денег. Ее ежедневно посещает 70−80 человек. Там есть штаб литературных нечистот.

Михаил Николаевич легко вставлял между смешными историями японское хокку. Или о том, что Берлин построили славяне.

Зал смеялся беспрерывно. Столько положительной энергии, новых знаний. Люди чувствовали уважение с его стороны. Уважение к простым людям, далёким от гламура.

Это удивительный талант — видеть смешное вокруг себя. Уметь его заметить, сконцентрировать и донести людям.

Отдельный блок был посвящен будущему. С большой болью Михаил Задорнов говорил о наступлении платного образования.

Отрывки из выступления:

«Куда ты собрался? Опять в школу? Что мы тебе деньги печатаем, что ли».

«Программа сноса ветхого жилья ставит вопрос существования России».

«Барановские бабушки создали новый модный коктейль-мохито с корвалолом».

«Если в Антарктиде найдут нефть, то Америка разгромит кровавый режим пингвинов».

«Жизнь в России — это дискотека на граблях».

Прошло уже пять лет, а я с удовольствием вспоминаю этот великолепный концерт и этого талантливого человека.

Светлая ему память!

Что еще почитать по теме?

Что такое интеллигентный юмор? В Москве прощаются с сатириком Аркадием Аркановым
Евгений Петросян и Елена Степаненко. Как сберечь огонь любви на долгие годы?
Почему сатирик М. Салтыков-Щедрин «портил нервы» высокому чиновнику М. Шидловскому?

TimeSlips |

• Авторизоваться
• Подписаться
• А А А

• Авторизоваться
• Подписаться
• А А А

• О компании
  • Люди
  • Наша история
  • Сторонники
  • Новости
  • События
  • Блог
  • Средства массовой информации
  • Отзывы
  • Часто задаваемые вопросы
• Услуги
  • Организационное / групповое обучение
  • Индивидуальное обучение
  • Студенты и преподаватели
  • Консультации / Коучинг
  • Презентации
  • Друзья и семья
  • Теле-рассказы
• Удар
  • Исследования
  • Отзывы
• ресурса
  • Центр творчества
  • Архив информационных бюллетеней
  • Вебинары
  • Грантовые ресурсы
  • Продукты
• Наша сеть
  • Сертифицированные фасилитаторы
  • Творческие сообщества заботы
• Примите участие
  • Открытка Challenge
• Пожертвовать

• Авторизоваться
• Подписаться

• О
  • Люди
  • Наша история
  • Сторонники
  • Новости
  • События
  • Блог
  • Средства массовой информации
  • Отзывы
  • Часто задаваемые вопросы
• Услуги
  • Организационное / групповое обучение
  • Индивидуальное обучение
  • Студенты и преподаватели
  • Консультации / Коучинг
  • Презентации
  • Друзья и семья
  • Презентации
  • Теле-рассказы
• Влияние
  • Исследования
  • Отзывы
• Ресурсы
  • Центр творчества
  • Грантовые ресурсы
  • Продукты
• Наша сеть
  • Сертифицированные координаторы
  • Творческие сообщества заботы
• Увлекаться
  • Открытка Challenge
• Пожертвовать
• Авторизоваться
• Подписаться

Не найдено

Подписывайтесь на нас

Подпишитесь на нашу новостную е-мэйл рассылку О Услуги Влияние Ресурсы Наша сеть Увлекаться Связаться с нами Пожертвовать

О

• Наша история
• Люди
• Новости
• События
• Пресс-кит
• Отзывы
• Часто задаваемые вопросы

Услуги

• Организационное / групповое обучение
• Индивидуальное обучение
• Консультации / Коучинг
• Презентации
• Друзья и семья
• Продукты

Влияние

• Исследования
• Отзывы

Ресурсы

• Центр творчества
• Грантовые ресурсы
• Продукты

Наша сеть

• Сертифицированные координаторы
• Творческие сообщества заботы

Увлекаться

• События

Мой Dashboard Связаться с нами Пожертвовать © TimeSlips, Inc. , 2019.Политика конфиденциальности Условия эксплуатации Политика использования файлов cookie Пожертвовать

Информация о монетном дворе, рецепты и факты

3081 товаров

Яблоко

Абрикосы

Артишоки

Азиатский

Спаржа

Авокадо

Бананы

Фасоль

Свекла

Болгарский перец

Ягоды

Горькая дыня

Бок Чой

Брокколи

Брюссельская капуста

Капуста

Кактус

Морковь

Цветная капуста

Сельдерей

Мангал Швейцарский

Вишня

Каштаны

Цикорий

Цитрон

Цитрус

СМ

Кокос

Кукуруза

Огурцы

Даты

Драконий фрукт

дуриан

Баклажаны

Яйца

Эндив

Папоротники

Инжир

Цветы

Собирался

Чеснок

имбирь

Грейпфрут

Виноград

Зелень

Гуавас

Травы

Джамбу

мармелад

Кале

Киви

Кумкват

Листья

Лук-порей

Лимоны

Салат-латук

Лимау

Лаймы

Мейми

Мандарин

Манго

Мангостин

дыня

Микро Гринс

Грибы

Грибы

Нектарины

Гайки

Окра

Репчатый лук

Апельсины

Org

Орнамент

Папайя

Маракуйя

Персики

Груши

Горох

Пепинос

Перец Чили

Перец сушеный

Перец

Хурма

Ананас

Сливы

Помело

Картофель

Тыквы

Айва

Редис

Рамбутан

Корень

Салак

Сапоте

Лук-шалот

Шпинат

Ростки

Кабачок

Стоунфрут

Танжелос

Мандарины

Помидоры

Помидоры

Помидоры

Тропики

Трюфель

Клубни

Репа

Кресс-салат

Дикий

Дерево

Фирма «Фрукты»

Овощи прочие

Разное

волков и медведей гризли в «Мыльной опере» Йеллоустона

Первоначально опубликовано 22 июня 2018 г. , 18:11

6:30 a.м. Это одно из лучших времен для наблюдения за дикой природой в долине Ламар Йеллоустонского национального парка.

Все пахнет шалфеем. На улице очень холодно, и многие пенсионеры смотрят в арендованные телескопы на пышный зеленый холм.

Кэрол Рикман пытается помочь людям обнаружить волчье логово.

«Так что продолжайте наблюдать, справа от дерева», — сказала она.

А потом волчонок выскакивает из травы и падает на себя. Его мать смотрит.

Волки сливаются с зазубренными пурпурными камнями и мятным шалфеем. Но когда они начинают бороться, они выглядят как большие неряшливые собаки.

Это одна из причин, почему Рикман любит приезжать в Йеллоустон, чтобы понаблюдать за волками.

«Мне очень нравятся собаки», — сказала она. «Это своего рода безумное продолжение наблюдения за своей собакой».

Она не одна. По крайней мере, 50 человек сидят на холмах или прислоняются к своим машинам, наблюдая за волками.

Утро туманное и влажное, поэтому некоторые люди носят плащи. Все их глаза прикованы к волкам.

«Это похоже на просмотр мыльной оперы», — сказал Рикман.

Credit Nate Hegyi / Mountain West News Bureau Виджай Васудеван проводит пальцем по спине Смиты Нареш, чтобы помочь ей найти далекую волчью стаю в Йеллоустонском национальном парке.

Но в этой мыльной опере о Йеллоустоне не только звездные волки. Есть также снежные бараны, бизоны и медведи гризли.

Пара огромных коричневых синяков копает землю возле сугроба. Они выглядят мокрыми от утренней росы.На ближайшей горе сидят снежные бараны. Небольшое стадо зубров движется по траве и шалфею.

Есть даже вилорогие антилопы. Они могут быть самыми быстрыми бегающими животными в Северной Америке, но выглядят как полные козы.

Майк Энгель приехал из Пенсильвании и достаточно хорош, чтобы потренировать свой прицел на одной рыси по грунтовой дороге.

Нейт Хеги: «Я думаю, они потрясающие».

Майк Энгель: «Да, они классные.Мне нравятся их цвета. Звуки, которые они издают ».

NH: «Вилорог?»

ME: «Ага. вроде… RUFF! »

NH: «Да, это странно, это козлиный звук, похоже на козлиный».

Солнце начинает пробиваться сквозь тучи, и становится все теплее. Вилорог исчезает в высокой траве. Вскоре волки будут спать днем, а медведи гризли найдут хорошее место для отдыха в тени.

И на какое-то время большинство животных в Йеллоустонском национальном парке притихнут. До тех пор, пока не будет слышно только щелчок, щелчок, щелчок туристов, фотографирующих пасущихся бизонов и лосей в старейшем национальном парке страны.

Этот рассказ был подготовлен Информационным бюро Маунтин-Уэста в сотрудничестве между Государственными СМИ Вайоминга, Государственным общественным радио Бойсе в Айдахо, Общественным радио Йеллоустоуна в Монтане, KUER в Солт-Лейк-Сити и KRCC и KUNC в Колорадо.

Авторское право 2020 г., Общественное радио Йеллоустона. Чтобы узнать больше, посетите Общественное радио Йеллоустона.

[Отчет] Иисус плюс ничего, Джефф Шарлет

И враги человека будут из дома его.
— Матфея 10:36

Вот как они молятся: дюжина ясноглазых, гладкокожих «братьев» собралась в кучу, скрестив руки на плечах, как плетение кабеля, опираясь друг на друга и покачиваясь, как высокая трава, наверху. холм от дома, в котором они живут.Красивый серый двухэтажный дом в колониальном стиле, от которого пахнет новым ковром, пайн-солью и лосьоном после бритья; люди, которые там живут, называют его Иванвальд. В конце усаженного деревьями тупика, тихого, если не считать шума газонокосилок и детей, играющих в лисиц и гончих в парке через дорогу, Иванвальд сидит как один дом среди многих, сгруппированных вместе, как грибы. все преданы, как эти люди, служению Иисусу Христу. Мужчины ухаживают за каждым тюльпаном в тупике, подстригают каждую магнолию, покрывают каждую подъездную дорожку гладкой и черной, как кожа для ботинок. И они молятся, собираясь за обеденным столом, или на лужайке, или в коридоре, или в койке, или на баскетбольной площадке, головы каждого мужчины склонены в смирении и опухают от гордости (тайно, как он думает), что их причисляют к таким людям. прекрасный корпус для Христа среди людей, которым он откроет свое сердце и которых он вспомнит, когда он вернется в мир не рожденным свыше, но переделанным, уже не индивидуумом, а частью революции Господа, его воля превратилась в оружие для то, что молодые люди называют «духовной войной».”

«Джефф, ты будешь вести нас в молитве?»

Конечно, брат. Сейчас апрель 2002 года, и я уже несколько недель живу с этими людьми, но не как христианин — термин, который они высмеивают как слишком узкий для мира, который они строят в честь Христа, — а как «верующий». Я поделился едой братьев, их работой и их играми. Меня причислили к их числу, и мне было дано участие в их служении. Я боролся с ними, принимал душ и слушал их истории: я знаю, какой мужчина недоволен состоянием своего отца, а какой мужчина поддался плоти женщины не один, а два раза, а какой мужчина танцует так хорошо, что боится, что его примут за пидор. Я знаю, что значит быть «братом», то есть я знаю, что значит быть солдатом в армии Бога.

«Небесный Отец», — начинаю я. Затем: «О Господь», но я беспокоюсь, что это звучит недостаточно интимно. Я говорю: «Дорогой Иисус». «Дорогой Иисус, пожалуйста, Иисус, позволь нам сражаться за Твое имя».

Ivanwald, который находится в конце Двадцать четвертой улицы North в Арлингтоне, штат Вирджиния, известен только его жителям, а также членам и друзьям спонсирующей его организации, группы верующих, которые называют себя «Семья .«Семья», по ее собственным словам, является «невидимой» ассоциацией, хотя в ее состав всегда входили в основном общественные деятели. Сенаторы Дон Никлз (Р., Оклахома), Чарльз Грассли (Р., Айова), Пит Доменичи (Р., Северная Мексика), Джон Энсайн (Р., Невада), Джеймс Инхоф (Р., Оклахома. ), Билл Нельсон (D., Флорида) и Конрад Бернс (R., Mont.) Называются «членами», как и представители Джим ДеМинт (R., SC). Фрэнк Вольф (Р., Вирджиния), Джозеф Питтс (Р., Пенсильвания), Зак Вамп (Р. , Теннеси) и Барт Ступак (Д., Мичиган). Регулярные молитвенные группы собирались в Пентагоне и в Министерстве обороны, и Семья традиционно поддерживала прочные связи с бизнесменами из нефтяной и аэрокосмической промышленности.Семья ведет тщательно охраняемую базу данных своих соратников, но не выдает карточек и не взимает официальных взносов. Членов просят не говорить о группе или ее деятельности.

Организация действовала под разными обличьями, некоторые из них действовали, некоторые уже не существовали: Национальный комитет христианского лидерства, Международное христианское лидерство, Национальный совет лидерства, Дом товарищества, Фонд стипендий, Национальный совет стипендий, Международный фонд. Эти группы призваны отвлечь внимание от Семьи и предотвратить ее превращение, по словам одного из лидеров Семьи, «объектом недопонимания.Единственное широко освещаемое мероприятие Семьи — это Национальный молитвенный завтрак, который она учредила в 1953 году и который при спонсорской поддержке Конгресса продолжает организовывать каждый февраль в Вашингтоне, округ Колумбия. Каждый год 3000 высокопоставленных лиц, представляющих множество стран, платят по 425 долларов за участие. Неуклонно экуменический, слишком мягкий в большинстве лет, чтобы заслуживать большого внимания прессы, этот завтрак рассматривается в семье просто как инструмент для достижения более широкой цели: вербовать влиятельных участников на более мелкие, более частые молитвенные собрания, где они могут «встретиться с Иисусом как мужчина с человеком .”

В процессе ознакомления с Иисусом могущественных мужчин Семья сумела осуществить ряд закулисных дипломатических действий. В 1978 году он тайно помог администрации Картера организовать всемирный призыв к молитве с Менахемом Бегином и Анваром Садатом, а совсем недавно, в 2001 году, он собрал вместе враждующих лидеров Конго и Руанды на тайную встречу, которая в конечном итоге привела к встрече двух сторон. мирное соглашение в июле прошлого года. Такие доброжелательные действия кажутся исключением из правил.В течение 1960-х годов Семья наладила отношения между правительством США и некоторыми из наиболее антикоммунистических (и диктаторских) элементов в постколониальном руководстве Африки. Бразильский диктатор генерал Коста-э-Силва при поддержке семьи курировал регулярные группы товариществ для латиноамериканских лидеров, в то время как в Индонезии генерал Сухарто (число убитых нескольких сотен тысяч «коммунистов» делает его одним из самых жестоких диктаторов столетия. ) возглавлял группу из пятидесяти индонезийских законодателей.Во время правления администрации Рейгана Семья помогла наладить дружеские отношения между правительством США и такими людьми, как сальвадорский генерал Карлос Эухениос Видес Казанова, осужденный жюри Флориды за пытки тысяч людей, и гондурасский генерал Густаво Альварес Мартинес, сам евангелистский священник, который был связан и ЦРУ, и эскадронам смерти перед его собственной кончиной. «Мы работаем с силой там, где можем», — говорит лидер Семьи Дуг Коу, — «создавая новую силу там, где мы не можем».

На Национальном молитвенном завтраке 1990 года Джордж Х.У. Буш похвалил Дуга Коу за то, что он назвал «тихой дипломатией, я бы не сказал секретной дипломатией», как «посланника веры». Коу посетил почти все мировые столицы, часто с конгрессменами на его стороне, «заводя друзей» и приглашая их обратно в неофициальную штаб-квартиру Семьи, особняк (недалеко от Иванвальда), который Семья купила в 1978 году на 1,5 миллиона долларов, пожертвованных Фондом. , среди прочих, Том Филлипс, тогдашний генеральный директор производителя оружия Raytheon, и Кен Олсен, основатель и президент Digital Equipment Corporation.На широкой лужайке особняка был вырезан водопад, с которого бронзовый белоголовый орлан наблюдает за рекой Потомак. Особняк белый с колоннами и окружен магнолиями и красными деревьями, которые не столько возвышаются над ним, сколько шепчутся. Особняк назван в честь этих деревьев; он называется «Кедры», и члены семьи говорят о нем как о личности. «У Кедров сердце к бедным», — любят говорить они. Под «бедными» они подразумевают не тысячи буквальных бедняков, живущих всего в миле отсюда, а скорее бедняков по духу , ибо их королевство — это сенаторы, генералы и премьер-министры, которые идут до конца Двадцать четвертой улицы. в Арлингтоне на черных лимузинах и городских автомобилях, а также на громадном S.U.V. должны встретиться друг с другом, встретить Иисуса, отдать дань уважения богу Кедров.

Там они налаживают «отношения» за пределами шума vox populi (лидеры Семьи считают демократию проявлением нечестивой гордости) и «одноразовой религии» в пользу истин Семьи. Объявив о нарушении завета Бога с евреями, основные члены группы называют себя «новоизбранными».

Братья Иванвальды — следующее поколение Семьи, его первосвященники проходят обучение.Меня порекомендовал для членства знакомый банкир, недавний выпускник Иванвальда, который принял мой интерес к Иисусу за веру. Иногда братья спрашивали меня, почему я здесь. Они знали, что я «наполовину еврей», что я писатель и что я из Нью-Йорка, который большинство из них считали лишь немногим менее злым, чем Багдад или Амстердам. Я сказал своим братьям, что я был там, чтобы встретить Иисуса, и я был новым правящим Иисусом, чьи пути тайны.

В Иванвальде мужчины учатся быть лидерами, любя своих лидеров. «Они так заняты любовью к нам, — однажды объяснил мне брат, — но кто их любит?» Мы были. Каждый из братьев платил по 400 долларов в месяц за комнату и питание, но мы также были смотрителями в The Cedars, очищая его сточные канавы, стригли газоны, выщипывали сорняки, выдували листья и шлифовали песок. И нас вызывали на служение по вторникам утром, когда в The Cedars устраивали регулярный молитвенный завтрак, обычно под председательством Эда Миза, бывшего генерального прокурора. Каждую неделю завтрак собирал сменяющуюся группу послов, бизнесменов и американских политиков.Присутствовали также трое братьев Иванвальда в накрахмаленных рубашках, накрахмаленных специально для случая; один садился за стол, а двое других наливали кофе.

В то утро, когда я был, повар Шарлин приготовила яичницу с синими лепешками, итальянской колбасой, красным перцем и папайей. Три женщины из Потомак-Пойнт, «Иванвальда для девочек» через дорогу от Кедров, пришли помочь служить. Они носили красную помаду и длинные юбки (требовались макияж и «женственная» одежда), и после нескольких месяцев уборки и службы в «Кедрах», пока братья работали на улице, они не были впечатлены влиятельной клиентурой. «Девочки не сидят на завтраках», — сказала мне одна из них, хотя и сказала, что никто из них не возражает, потому что это «просто политика».

Завтрак начался с молитвы и кропления Священного Писания от Миза, сидевшего во главе стола. Матфея 11:27: «Никто не знает Сына, кроме Отца, и никто не знает Отца, кроме Сына и тех, кому Сын желает открыть его». Избранные тем утром представились. Это были бизнесмены из Далласа и Орегона, китайский христианский диссидент, человек, который руководил группой помощи тибетским беженцам (Далай-лама очень положительно отзывался об Иисусе на их последней встрече, сообщил он).Рядом сели два посла из Бенина и Руанды. Представитель Руанды доктор Ричард Сезибера был энергичным человеком, который отказывался есть яйца или даже дыню. Он пил чашку за чашкой кофе, и его глаза были налиты кровью. Незнакомый мне человек, которого Шарлин назвала бывшим сенатором, посоветовал переговорщикам из Руанды и Конго, попавшим в ловушку войны, в результате которой погибло более 2 миллионов человек, перестать беспокоиться о том, кто получит алмазы и нефть, и вместо этого сосредоточьтесь на том, кто получит Иисуса. «Разделение власти не сработает, если мы не изменим их сердца», — сказал он.

Сезибера недоверчиво вздрогнул. Миз усмехнулся и открыл рот, чтобы что-то сказать, но Сезибера прервала его. «Это не так просто», — сказал руандийец ровным и низким голосом. Миз улыбнулся. Все в семье любят упреки, и Руанда упрекала их. Бывший сенатор кивнул. Миз пробормотал: «Да», поглаживая свою Библию в темно-бордовом кожаном переплете, и слова «Спасибо, Иисус» шептали по столу, когда я налил Сезибере еще одну чашку кофе.Братья также служили в четырехэтажном доме в Вашингтоне из красного кирпича, бывшем монастыре на 133 C Street S.E. в комплекте с витражами. Там жили восемь конгрессменов, в том числе сенатор энсайн и семь представителей, братья во Христе, такие же, как мы, только более могущественные. Мы мыли их туалеты, мыли ковры копытами, полировали их серебро. В тот день, когда я работал на C-стрит, я столкнулся с Дугом Коу, который обучал Тодда Тиарта, конгрессмена-республиканца из Канзаса. Дружелюбный, откровенный человек с яркой ленивой улыбкой, Коу работал на семью с 1959 года, вскоре после того, как окончил колледж, и руководил ею с 1969 года.

Тиархт представлял собой короткую рюмку человека, состоящую из двух частей безупречных волос и одной части зубов. Он хотел знать, как лучше всего «христианину выиграть гонку с мусульманином». По его словам, у мусульманина слишком много детей, а американцы убивают слишком много своих.

Дуг согласился, что это может быть проблемой. Но его больше беспокоило то, что упор на такие ярлыки, как «христианин», может помешать молитвам конгрессмена. По словам Дуга, религия отвлекает людей от Иисуса и позволяет им изолировать волю Христа от их работы в мире.

«Люди разделяют это», — предупредил он Тиархта. «О, хорошо, у меня религия, это личное». Как будто Иисус ничего не знает о строительстве шоссе или социальном обеспечении. Мы должны вынуть Иисуса из религиозной упаковки ».

«Хорошо, как нам это сделать?» — спросил Тиарт.

«Завет», — ответил Дуг. Конгрессмен полуулыбался, словно поймал себя на том, что признался в своем невежестве и притворился, будто знает, о чем говорит Дуг. «Как мафия», — пояснил Дуг.«Посмотрите на прочность их связей». Он сжал кулак и держал его перед лицом Тиарта. Тиарт кивнул, прищурившись. «Видите ли, для них это честь, — сказал Дуг. «Для нас это Иисус».

Коу перечислил других мужчин, которые изменили мир силой заветов, которые они заключили со своими «братьями»: «Посмотрите на Гитлера», — сказал он. «Ленин, Хо Ши Мин, Бен Ладен». Семья, конечно же, обладала оружием, которого не хватало этим лидерам: «тотальным Иисусом» братства во Христе.

« Это то, что вы получаете с заветом», — сказал Коу.«Иисус плюс ничего».

Для семьи Иисус — это не просто имя; он тоже настоящий мужчина. «Замечательный парень», — сказал братьям однажды утром за завтраком сотрудник Семейной службы по имени Терри. «Он преуспел во всех сферах деятельности. Конечно, он был отличным учителем, но он также был настоящим парнем. Из него получился бы отличный спортсмен ».

В мой первый день в Иванвальде, на неровной площадке позади дома, я научился играть в баскетбол с двумя мячами, который называется «удар», который был разработан, чтобы оттачивать как тело, так и душу. В ударе игроки соревнуются в штрафных бросках, каждый из которых пытается утопить свой, прежде чем человек позади него потопит свой. Если он бьет первым, то вы выбываете из игры, за одним исключением: сетка корзины сужается в желобе, так что мяч иногда застревает, и в этот момент другой игрок может подбросить свой мяч снизу, выбив первый мяч. В этом случае все радостно кричат: « Bu-u-ump, ».

Бенгт начал это. Он был одним из руководителей дома, 24-летним Норт. Каролиниан с грустными глазами, приподнятыми бровями и громким обезоруживающим смехом, от которого он походил на осла.Из дома, ожидая телефонного звонка, он открыл окно на втором этаже и позвал Гэннона на бал. Гэннон, сын техасского нефтяника, работал помощником сената; у него были светлые волосы и подбородок, как плуг, и он пел в хоре. Он подбросил одну, которую Бенгт поймал и отправил в корзину. «Хорошо», — протянул Ганнон, когда мяч прошел.

«Ничего страшного, если ты наткнешься и на других парней», — сказал мне Гэннон, когда подошла моя очередь. «Идея вроде как вызвать это напряжение.«Впереди меня Бо преклонил колени, чтобы сделать еще один выстрел. В тот момент, когда мяч скатился с его пальцев, Уэйн, тоже из Джорджии, вскочил и швырнул свой мяч через голову Бо. Когда он вернулся на землю, его локоть упал на плечо Бо, как молоток. «Ударьте», — сказал он.

Bump был разработан, чтобы вывести из строя ваши боевые действия. Семья считает, что вы не сможете расти в Иисусе, пока не «встретитесь лицом к лицу со своим гневом», а затем откажетесь от него. Когда отбойник работал правильно, каждый мужчина должен был потерять себя, забывая даже правила игры.Иногда вам хотелось попасть в мяч, иногда вам хотелось выбить его. Вход, выход, это не имело значения. Твой мяч, его, кого это волновало? Удар был не шуткой, это было физическое богословие. Это было для баскетбола то же самое, что Новый Завет для Ветхого: в разрезе до одной простой истории, которая всегда заканчивается одинаково. Удар, Иисус. Удар, Иисус. Я подошел к линии и, промахнувшись, перешел на простоя. Уэйн подскочил к линии и выстрелил. «Чувак!» он крикнул. Я посмотрел вверх. Его мяч, предназначенный для моего удара, врезался мне в лоб.Бу-а-а-а! — кричали мальчики. Они столкнули меня со Христом.

Бенгт наткнулся. Бо наткнулся. Гэннон наткнулся. Я был вне конкуренции. Ко мне присоединился Гэннон, затем Бо. В игре остались только Бенгт и Уэйн. Когда Уэйн бросил Бенгта сзади, он бросил мяч с такой силой, что Бенгт погнался за своим мячом в соседний двор. «Упорный Уэйн!» Гэннон взревел. Уэйн подобрал свой мяч, прыгнул и выбросил Бенгта. «Это йо, мотха!» — крикнул он.

Возвращаясь рысцой к площадке, Бенгт покачал головой.«Ты мужчина, Уэйн, — сказал он. «Просто сохраняй спокойствие». Уэйн был готов взорваться.

«Соберитесь, ребята, — сказал Бенгт. Мы образовали круг, обхватив плечи руками. «Хорошо, — сказал он. «Сейчас мы будем молиться. Господь, я просто хочу поблагодарить Тебя за то, что ты привел нас сюда сегодня, чтобы пообщаться в ударе, и за благословение в этот прекрасный день визитом нашего нового друга Джеффа. Господь, мы благодарим Тебя за то, что ты привел этого брата к нам с севера, потому что мы знаем, что он может научиться натыкаться, и просто — любить тебя и служить тебе и Господу, позволь нам всем просто — Господь, быть вместе во имя Твое.Аминь.»

Режим был настолько точным, что расслаблял: без ругательств, без выпивки, без секса, без себя. Следите за журналами, не тратьте время на газеты и никогда не смотрите телевизор. Ешьте мясо, изучайте Евангелие, играйте в баскетбол: Бог любит человека, который может забить трехочковый. Молитесь, чтобы вас разбили. О Небесный Отец. Дорогой Иисус. Помогите мне быть скромным. Позволь мне исполнить Твою волю. Каждое утро начиналось с молитвы, иногда — с посторонними — по средам под руководством бывшего брата Иванвальда, ныне бизнесмена; По четвергам под руководством другого руководителя, который использовал рассказы о больших финансах, чтобы прояснить наши уроки из Священных Писаний, которые он дополнил ксерокопированными мидрашами из Fortune или Fast Company ; Пятницы с женщинами Потомак-Пойнт. Но чаще всего мы, мальчишки, с затуманенными глазами, глотали кофе и засахаренные хлопья, пока Бенгт и Джефф Коннолли, друг детства Бенгта и другой руководитель нашего дома, раскладывали строчки из Священного Слова на столе, как стратегию.

Столовая когда-то была палубой, но мальчики обнесли ее стеной, накрыли крышу и развернули красный персидский ковер, превратив комнату в нечто вроде монастырского места для собраний с двумя длинными столами, стоящими встык, окруженными десяток стульев и две скамейки. В первый день моего визита в Иванвальд Бенгт освободил для меня место во главе стола и сел справа от меня.Рядом с ним на стуле рухнул Уэйн, глаза его закрывала ковбойская шляпа. Напротив него сидел Бо, все еще одетый в боксеры и футболку, в которой он спал. Один только Бенгт выглядел резким, его волосы были зачесаны, рубашка для гольфа была плотно заправлена ​​в плиссированные брюки чинос.

Бенгт сказал Гэннону прочитать наш утренний текст Псалом 139: «О Господь, Ты искал меня и знаешь меня». Самая первая строчка заставила Бенгта улыбнуться; По его мнению, это было ужасным поступком для Бога. Манеры и наивное обаяние Бенгта предшествовали ему в каждой встрече.Когда вы рассказывали ему историю, он отвечал: « Голл-у!» просто чтобы было хорошо. Когда он искренне удивлялся, он восклицал: « Хорошей ночи!» Иногда было трудно вспомнить, что он самопровозглашенный революционер.

Он попросил Гэннона продолжить чтение, а затем откинулся назад и прислушался.

«» Куда мне уйти от вашего Духа? Куда мне бежать от твоего присутствия? Если я взойду на небеса, вы там; если я застилаю постель на глубине, ты там ».

Бенгт поднял руку.«Это здорово, чувак. Давай поговорим об этом. В комнате воцарилась тишина, когда Бенгт уставился в свою Библию, проводя пальцем вверх и вниз по позолоченному краю страницы. «Ребята, — сказал он. «Что… как ты себя чувствуешь?»

— Известно, — почти шепотом сказал Гэннон.

Бенгт кивнул. Он искал что-то еще, но не знал, где это было. «О чем это заставляет вас думать?»

«Иисус?» сказал Бо.

Бенгт погладил подбородок. «Да . . . Позвольте мне прочитать вам еще немного.Он читал монотонно, ускоряясь по мере продвижения, как будто мог убедить нас с помощью одной кучи слов. «Ибо ты создал мое сокровенное существо; вы связали меня в утробе моей матери », — заключил он. Его губы скривились в полуулыбке. «Мужчина! Я имею в виду, это интенсивно, правда? «В утробе моей матери — Бог прямо там с тобой». Он ухмыльнулся. «Это как, — сказал он, — как будто ты не можешь бежать. Неважно, куда ты повернешь, потому что Иисус будет там, просто ожидая тебя ».

Глаза Бо прояснились, и Гэннон кивнул.«Ага, брат», — сказал Бенгт, приподняв бровь. «Иисус умен . Он тебя достанет.

Гэннон покачал головой. «О, он уже меня поймал».

«Я тоже», — воскликнул Бо, а затем каждый мужчина сжал руки в кулаки и прижал их ко лбу или подбородку и молился, закрыв глаза и Иисус по всей его коже.

Мы молились, чтобы быть «ничем». Мы были там, чтобы «смягчить наши сердца перед властью». Мы ввели правило, согласно которому каждый мужчина должен вытирать унитаз после того, как он писает, не для чистоты, а для того, чтобы подавить своего «внутреннего бунтаря».Джефф К. сделал это, воздержавшись от «сомнительных» фильмов с рейтингом R, чтобы они не спровоцировали сны о женщинах. Он был сложен как лепрекон, с вьющимися темно-русыми волосами, веснушками и сияющей улыбкой. Девочки Потомак Пойнт принесли ему печенье; жены старших мужчин Семьи просили его навестить. Однажды вечером, когда парни отправились на свидание с Потомакскими пойнтерами, другие светские женщины стекались к Джеффу К., умоляя, чтобы их окунули и покрутили. Это чувство не было взаимным. «Я просто не люблю девушек так сильно, как парней», — сказал он мне однажды, когда мы рисовали новый слой «Геттисбергский серый» на Иванвальде.Он говорил не о сексе или романтике, а о братстве. «Мне нравится», — он сделал паузу, его кисть приостановилась на середине мазка, — « компетенции ».

Он бегал почти каждый день, часто один, вниз по Потомаку. На баскетбольной площадке его иногда одолевал гнев: « Стреляй, мяч!» он срывался на Рохелио, застенчивого восемнадцатилетнего парня из Парагвая, одного из нескольких международных братьев. Но позже Джефф К. превратил свою ошибку в урок, цитируя отрывок из Священного Писания, стих, который мы должны были выучить наизусть, иначе мы должны были быть изгнаны, Джефф К.на ночь в подвале. Ефесянам, глава 4, стихи 26–27: «В гневе твоем не греши»: не позволяй солнцу зайти, пока ты еще гневаешься, и не давай дьяволу опоры ».

Гордость Джеффа К. проявилась неожиданным образом. Однажды, вместе на кухне после обеда, я упомянул, что видел вживую певца соул Эла Грина. Джефф К. не ответил. Вместо этого он исчез, снова появился с зеленым компакт-диском и установил его в бумбокс. Он нажал кнопку «play» и сломал костяшки пальцев и шеи.Его руки сжались в кулаки, его глаза расширились, а торс превратился в прыгающую фасоль, когда его грудь выскочила из-под ударов. Он слышал, как я смеюсь и аплодирую, но не останавливался. Он запел вместе с преподобным. Он схватился за промежность, поднял рубашку и провел рукой по животу. Затем он замер и вернулся к своему обычному голосу, как будто рассказывая.

«Раньше я работал в этой пиццерии, — сказал он. «Это было что-то вроде сбоя… Не знаю, наркомана, . Героин.Он усмехнулся. «Но, черт возьми, они любили Эла Грина. У нас был его плакат. Он был, он был… мужиком! Кожаные брюки без рубашки. Low кожаные штаны ». Джефф К. стянул пояс. «Бедра подняты». Он покачал головой и завыл. Уходя по Луне, он сложил колени вместе, широко расставив ноги, подняв руки вверх, давая показания.

Джефф С. решил, что я настроен против южан. Однажды он спросил, считаю ли я Юг «расистским». Я понял, я пытался сказать ему, я знал, что Север такой же плохой, но он не слушал.Он сказал мне, что я могу назвать его деревенщиной или деревенщиной (я его тоже никогда не называл), но правда заключалась в том, что он был «чернее меня». Он рассказал мне о своей глубокой любви к черным евангельским церквям. Он сказал мне, что любовь к черным людям сделала его лучшим последователем Христа. «Помните ту историю, которую рассказал Кэл Томас?» он спросил. Томас, синдицированный обозреватель, недавно заехал к Иванвальду, чтобы пообщаться с молодыми сотрудниками Конгресса. Он потчевал свою аудиторию историями об изменении своих либеральных коллег, в частности о том, когда он выступал на конференции неверующих, спрашивая, знает ли кто-нибудь, где купить хорошего «негра».Джеффу С. это показалось забавным, но в то же время глубоким. Фома сказал мне, что имел в виду, что в отсутствие учения Иисуса у сильных нет причин не порабощать слабых.

Через две недели после моего приезда к нам зашел Дэвид Коу, сын Дуга и предполагаемый наследник руководства Семьей. Мы с братьями собрались в гостиной, где Дэвид накинул свою высокую фигуру на бордовое кожаное кресло, как мальчишка из студенческого братства, положив одну ногу на мягкую руку.

«Вы, ребята, — сказал Дэвид, — пришли сюда, чтобы научиться управлять миром.Ему было под сорок, у него были темные волосы с седыми пятнами, оливковое лицо и зубы, похожие на кусок белого мрамора. Мы сидели вокруг него грубым кругом на диванах и стульях, а полуденный свет падал через деревянные жалюзи на стены, украшенные литографиями охоты на лис и гигантским гобеленом с изображением Тайной вечери. Рафаэль, богатый эквадорец, который до приезда в Иванвальд был звездой американского футбола, с трудом знал английский, и он не понимал, что сказал Дэвид. Поэтому он смотрел, удивленно приоткрыв губы.Похоже, Дэвиду это нравилось. Он посмотрел в ответ, глядя в глаза Рафа, как будто это была красивая вещь, которую он нашел на земле. «У тебя очень проницательные глаза», — сказал Дэвид.

«Спасибо», — пробормотал Раф.

«Эй, — сказал Дэвид, — давайте поговорим о Ветхом Завете. Кого бы вы назвали хорошими парнями? »

— Дэвид, — вызвался Бо.

«Царь Давид», — сказал Дэвид Коу. «Этот подходит. Дэйвид. Привет. Что, по вашему мнению, сделало царя Давида хорошим парнем? » Он хихикал не от нервозности, а от едва сдерживаемого восторга.

«Вера?» — сказал Бо. «Его вера была такой сильной?» «Да.» Дэвид кивнул, как будто не слышал этого раньше. «Эй, ты знаешь, что интересного в царе Давиде?» По пустым взглядам остальных я понял, что это не так. Многие даже не имели при себе Библии на иврите, предпочитая небольшой том, состоящий только из Новозаветных Евангелий и Посланий, а из Ветхого — Псалмов. У других была вся книга, но позолота на страницах первых двух третей оставалась нетронутой. «Царь Давид, — продолжал Дэвид Коу, — любил делать действительно очень плохие вещи.Он усмехнулся. «Вот этот парень, который переспал с женой другого мужчины — Вирсавией, верно? — а затем фактически убил ее мужа. И этот парень — один из наших героев ». Дэвид покачал головой. «Я имею в виду, Джимини, Рождество, Богу нравится этот парень! Что, — сказал он, — это , а не ?

Ответ, как мы обнаружили, заключался в том, что царь Давид был «избран». Чтобы проиллюстрировать это, Дэвид Коу повернулся к Бо. «Бо, допустим, я слышал, ты изнасиловал трех маленьких девочек. И вот вы в Иванвальде. Что бы я подумал о тебе, Бо?

Бо сжался в подушках.»Наверное, я очень плохой?» «Нет, Бо. Я бы не стал. Потому что я здесь не для того, чтобы судить тебя. Это не моя работа. Я здесь только для одного.

«Иисус?» — сказал Бо. Дэвид улыбнулся и подмигнул.

Он подошел к карте мира от National Geographic, висящей на стене. «Ребята, вы знаете о Чингисхане?» он спросил. «Чингисхан был человеком с видением. Он победил, — Дэвид стоял на диване под картой, обводя рукой половину северного полушария, — почти все. Он опустошил почти все.Его враги? Он обезглавил их ». Дэвид провел пальцем по горлу. «Доп, доп, доп, доп».

Давид объяснил, что когда Чингисхан входил в побежденный город, он звал местного старосты и закидывал его в ящик. Над ящиком расстилалась скатерть, а на скатерти расстилалась чудесная еда. «А потом, пока человек задыхался, Чингисхан ел, и он даже не слышал его криков». Дэвид все еще стоял на кушетке, подняв палец вверх. «Знаете ли вы, что это значит?» Он думал о притче Христа о мехах.«Нельзя вливать новое в старое, — сказал Дэвид, возвращаясь к своему креслу. «Мы выбираем наших лидеров. Иисус избирает его ».

Он протянул руку и сжал руку брата. «Разве это не здорово?» — сказал Дэвид. «Так происходит все в жизни. Если вы окружены Иисусом, вы можете пойти и сделать все, что угодно. А вы такие, ребята. Когда вы уйдете отсюда, вы не только познаете ценность Иисуса, но и узнаете людей, которые правят миром. Дело в видении. «Сделайте свое видение ясным, а затем расскажите.«Поговорите с людьми, которые правят миром, и помогите им подчиняться. Повинуйся Ему. Если я сам подчиняюсь Ему, я помогаю другим делать то же самое. Ты знаешь почему? Потому что я стал предупреждением. Мы стали предупреждением. Мы предупреждаем всех, что грядет будущий король. Не только той или иной страны, но и всего мира ». Затем он указал на карту в сторону огромной, поддающейся восстановлению империи хана.

Однажды ночью я спросил Джоша, брата из Атланты, который надеялся выполнять миссионерскую работу за границей, можно ли мне посмотреть некоторые материалы, которые ему дала Семья.«Блин, я хотел бы поделиться ими с тобой», — сказал он и достал из ящика своего бюро две папки с документами. Пока мои братья спали, я сел в конце длинного дубового обеденного стола и скопировал их в свой блокнот.

В документе, озаглавленном «Наше общее соглашение в качестве основной группы», членам Семьи дано указание сформировать «основную группу» или «ячейку», которая определяется как «публично невидимая, но идентифицируемая в частном порядке группа товарищей. ” В документе под названием «Мысли об основной группе» объясняется, что «коммунисты используют ячейки как свою базовую структуру.Так действует мафия, а основная часть морской пехоты — это отряд из четырех человек. Гитлер, Ленин и многие другие понимали силу небольшого ядра людей ».

Другой документ, «Мысли и принципы семьи», устанавливает политические руководящие принципы, такие как

21. Мы признаем место и ответственность национальных светских лидеров в работе по продвижению Его Царства.

23. В целом миру мы скажем, что мы «во Христе», а не «христиане» — «христиане» стали политическим термином в большинстве стран мира, а в Соединенных Штатах — бессмысленным термином.

24. Мы желаем видеть лидерство, ведомое Богом, — лидеров всех уровней общества, которые руководят проектами, руководствуясь духом.

и вопросы для самопроверки:

4. Даю ли я только устное согласие на политику семьи или я партнер в поисках разума Господа?

7. Согласен ли я с финансовыми принципами семьи и соблюдаю их?

13. Готов ли я работать без человеческого признания?

Когда группа будет готова, поясняет «Мысли об основной группе», она может приступить к работе:

Побывав вместе какое-то время в этих более близких отношениях, Бог даст вам больше понимания вашего собственного географического региона и вашей сферы влияния — сделает ваши возможности предметом молитвы. … Основная цель основной группы — не стать «группой действия», а невидимой «группой верующих». Однако активность обычно вырастает из соглашений, достигнутых в вере и в молитве вокруг личности Иисуса Христа.

Долгосрочные цели лучше всего изложены в документе под названием «Видение молодежного корпуса». Другой семейный проект, Молодежный корпус, распространяет приятные брошюры с одобрением политических лидеров, в том числе Цутому Хата, бывшего премьер-министра Японии, бывшего государственного секретаря Джеймса Бейкера и Йовери Мусевени, президента Уганды, и полные восторженной риторики о помощи молодежи люди, чтобы узнать принципы лидерства.Слово «Иисус» не упоминается в брошюре. Но «Видение молодежного корпуса», предназначенное только для членов семьи («это своего рода секрет», — предупредил меня Джош), — более прямолинейный.

Видение состоит в том, чтобы мобилизовать тысячи молодых людей по всему миру, приверженных основным заповедям и личности Иисуса Христа….

Группа преданных своему делу людей, объединенных вместе с полной решимостью использовать свою жизнь, чтобы ежедневно стремиться стать людьми, которые говорят как Иисус, действуют как Иисус, думают как Иисус.Эта группа будет отвечать за:

— следить за тем, чтобы приверженность и действия соответствовали общему видению;

— видят, что лучшая и лучшая невидимая организация развивается и поддерживается на всех уровнях работы;

— даже если структура скрыта, проследите, чтобы семейная атмосфера сохранялась, чтобы все люди могли чувствовать себя частью семьи.

В другом документе — «Региональные отчеты, 3 января 2002 г.» — перечислены некоторые страны, в которых уже действуют программы Молодежного корпуса: Россия, Украина, Румыния, Индия, Пакистан, Уганда, Непал, Бутан, Эквадор, Гондурас, Перу.«Молодежный корпус» во многих отношениях является более агрессивной версией «Молодой жизни», более известной сети христианских молодежных групп, которые соблазняют подростков вечеринками и спортом, а лишь позже вовлекают Иисуса в уравнение. Большинство моих американских братьев в Иванвальде принадлежали к элите Young Life, и многие вернулись в Young Life во время учебы в колледже, чтобы работать консультантами. Молодежный корпус, программы которого часто строятся вокруг домов в стиле Иванвальда, готовит лучших из своих новобранцев для работы на руководящих должностях в бизнесе и правительстве за рубежом.Цель: «Двести национальных и международных мировых лидеров, связанных взаимной любовью к Богу и семье».

В период с 1984 по 1992 год Фонд стипендий отправил 592 коробки — десятилетия писем, проповедей, протоколов, рождественских открыток, маршрутов путешествий и списков членов Семьи — в архив Центра Билли Грэма в Уитон-колледже в Иллинойсе. До моего посещения прошлой осенью архив практически не изучался.

Семья была основана в апреле 1935 года Авраамом Верейде, норвежским иммигрантом, который зарабатывал себе на жизнь путешествующим проповедником.Однажды ночью, когда Верейде лежал в постели и беспокоился о социалистах, Воббли и шведском коммунисте, который, как он был уверен, планировал подчинить Сиэтл власти Москвы, его посетило: голос и свет в темноте, яркий и светлый. ослепление. На следующий день он встретил друга, богатого бизнесмена и бывшего майора, и двое мужчин согласовали духовный план. Они пригласили девятнадцать руководителей предприятий на еженедельную встречу за завтраком, и вместе они молились, убежденные, что только Иисус может спасти Сиэтл и сокрушить радикальные союзы.Они хотели дать Иисусу сосуд, и поэтому они попросили Бога воздвигнуть лидера. Один из них, член городского совета по имени Артур Лэнгли, встал и сказал: «Я готов позволить Богу использовать меня». Лангли был назначен первым мэром, а затем губернатором, при поддержке в обеих кампаниях деньгами и мускулами своих друзей-молитвенных завтраков, число которых быстро росло: Верейде и его новые братья рассредоточились по Северо-Западу на машинах с шофером (Дузенбург за 20000 долларов перевозил братьев) одна миссия, хвастался он).«Люди, — писал Верейде, — оживились таким образом». Группы для молитвенного завтрака были сформированы в десятках городов, от Сан-Франциско до Филадельфии. Верейда решила, что уже достаточно людей, служащих бедным; его миссионерским полем будут люди, у которых есть средства овладеть миром для Бога. Верейда называл свое потенциальное стадо, состоящее из богатых и могущественных, нуждающихся только в «настоящем» Иисусе, «энергичными».

Верейде прибыл в Вашингтон, округ Колумбия, 6 сентября 1941 года в качестве гостя человека, которого звали только «полковник Бриндли».«Вот и я, наконец», — написал он своей жене Мэтти, которая осталась в Сиэтле. «Через день или два многие узнают, что я в городе, и, слава Богу, он будет гудеть». Через несколько недель он провел свое первое молитвенное собрание в Вашингтоне, на котором присутствовало более сотни конгрессменов. К 1943 году Верейде, теперь живущий в люксе университетского клуба полковника Бриндли, был посвященным. «Мой какой насыщенный и напряженный день!» он написал Мэтти 22 января.

Вице-президент привел меня в Капитолий и проконсультировал меня относительно программ и планов, а затем представил меня сенатору [Ральфу Оуэну] Брюстеру, который, в свою очередь, сенатору [Гарольду Хитцу] Бертону, а затем спланировал дальнейшую программу [ молитвенный завтрак] и заручился их сотрудничеством. Затем в Верховный суд для свиданий с некоторыми из них … потом обратно в Сенат, Палату … На мне рука Господа. Он ведет.

К концу войны почти треть сенаторов США посетила одно из его еженедельных молитвенных собраний.

В 1944 году Верейде предвидел то, что он назвал «новым мировым порядком». «По окончании войны у нас появится много мужчин, которые можно будет продолжать», — написал Верейде в письме жене. «Теперь необходимо заложить основу и привести наше руководство к Богу в смирении, молитве и послушании.Он начал организовывать молитвенные собрания для делегатов Организации Объединенных Наций, на которых он наставлял их в Божьем плане по восстановлению после войны. Дональд Стоун, высокопоставленный администратор плана Маршалла, присоединился к руководству организации Верейде. В недатированном письме он написал Верейде, что «скоро начнет кругосветное путешествие по [плану Маршалла], совмещая с этим духовную миссию». В 1946 году Верейде тоже совершил поездку по миру, путешествуя с рекомендательными письмами от полдюжины сенаторов и представителей, а также от Пола Г. Хоффман, руководитель плана Маршалла. Он также путешествовал с поручением генерала Джона Хилдринга, помощника госсекретаря, надзирать за составлением списка хороших немцев «предсказуемого типа» (многие из которых, как полагал Верейде, содержались под стражей за «малейшую связь» с нацистским режимом), которые могли быть освобождены из тюрьмы, «чтобы их можно было использовать в соответствии с их способностями в огромной задаче восстановления». Верейде встречался с оставшимися в живых евреями и выслушивал их истории, но, тем не менее, он считал, что бывшие нацисты хорошо подходят для требований «сильного» правительства, если они готовы поклоняться Христу, как Гитлер.

В 1955 году сенатор Фрэнк Карлсон, близкий советник Эйзенхауэра и еще более близкий соратник Верейде, созвал собрание, на котором объявил миссию Семьи «всемирным духовным наступлением», на котором будет выступать общее дело с любым противником. в Советский Союз. В том же году Семья профинансировала антикоммунистический пропагандистский фильм « Militant Liberty » для использования Министерством обороны в целях влияния на общественное мнение за рубежом. К эпохе Кеннеди духовное наступление имело фронты на всех континентах, кроме Антарктики (которую Семейные миссионеры посещали только в 1980-х годах).В 1961 году император Эфиопии Хайле Селассие передал Семье главный участок в центре Аддис-Абебы, который служил штаб-квартирой в Африке, и к тому времени Семья также имела влиятельных друзей в Южной Африке, Нигерии и Кении. Вернувшись домой, сенатор Стром Турмонд подготовил для Верейде несколько отчетов о работе сената. Бывший президент Эйзенхауэра Дуг Коу позже заявил на частной встрече политиков, что когда-то пообещал секретным оперативникам помогать деятельности Семьи. Даже во французской Испании Верейде однажды на молитвенном завтраке в 1965 году хвастался, что «есть секретные камеры, такие как американское посольство [и] офис Standard Oil [которые позволяют нам] перемещаться практически куда угодно.”

К концу шестидесятых годов выступления Верейде перед местными молитвенными группами за завтраком стали второстепенными новостями, а путешествия членов семьи от имени Христа привлекали все большее внимание прессы. Верейде начал беспокоиться, что движение, которое он строил всю свою жизнь, может стать просто еще одной политической партией. В 1966 году, за несколько лет до того, как он был «возведен» на небеса в возрасте восьмидесяти четырех лет, Верейде написал письмо, в котором провозгласил, что пришло время «разрушить институциональный образ [Семьи]». Семья больше не будет вербовать своих влиятельных членов публично и не вербует так много.«Всегда был один человек, — писал Верейде, — или небольшое ядро, которые уловили видение своей страны и осознали, что« лидерство, ведомое Богом », может означать духовно для нации и для мира… Именно эти люди, объединенные вместе, могут осуществить видение, которое Бог дал мне много лет назад ».

Через две недели после моего приезда Бенгт объявил братьям, что подает заявление в аспирантуру. Он выбрал университет достаточно близко, чтобы добираться из дома, с классической программой, которая, как он надеялся, дополнит (возможно, даже обновит, как он сказал мне в частном порядке) его отношения со Христом. Каждый вечер после ужина он исчезал в маленьком офисе рядом со своей двухъярусной комнатой наверху, чтобы составить свое заявление о намерениях на единственном рабочем компьютере дома.

Зная, что я писатель, он в конце концов дал мне прочитать эссе. Мы сели в «офисе» Иванвальда, комнате, в которой едва хватило бы места для нас двоих. Ноги скрестили в разные стороны, чтобы не сбить колени.

Мое формальное образование — это переход от замешательства и отчаяния к надежде , — начиналось эссе.Его история связана с знакомой фундаменталистской рутиной «потерянного и найденного»: каждый мужчина и женщина — грешники, падшие, но тем не менее искупленные. И все же грехи Бенгта были не плотскими, а разумными. В колледже он отказался от своих детских амбиций стать доктором, чтобы изучать философию: Ницше, Кьеркегор, Гегель. Воспитанный в вере, его представления о Боге рухнули перед дисциплинированной яростью философов. «Я бежал и бежал», — сказал он мне. В Африку, где днем ​​он работал на кораблях и в клиниках, а ночью читал Достоевского и Библию, ее самые мрачные и соблазнительные отрывки: Плач, Иов, Песнь песней. Эти авторы были похожи, как отмечалось в его эссе: Они писали о [страданиях] как о товарище .

Я посмотрел вверх. «Двойник», — сказал я, вспомнив альтер-эго Достоевского.

Бенгт кивнул. «Вы знаете, как можно долго смотреть на что-то и не видеть это так, как есть на самом деле? Вот что было для меня Священным Писанием ». Через Достоевского он начал видеть Ветхий Завет таким, какой он есть: беспощадным в своем ужасе, его Богом — огнем, вихрем, «медведем, подстерегающим», «львом в потаенных местах».«Еще хуже его Человек: насильник, убийца, жалкий вор, дурак.

«Но, — сказал Бенгт, — все заканчивается не так».

Бенгт имел в виду Иисуса. Я подумал о конце Братья Карамазовы : святой Алеша, уводящий стаю мальчишек с похорон на пирожные, все хлопают в ладоши и провозглашают вечное братство. В Африке Бенгт видел людей, которые были больны, голодали, оказались в ловушке войны, но, тем не менее, казалось, испытывали радость. Бенгт вспомнил, как слушал, как группа голодающих мужчин играла на барабанах. «Сомнение, — сказал он, — всего лишь прелюдия к радости».

Я слышал это раньше от традиционных христиан, но подозревал, что Бенгт имел в виду другое. Строчка из Достоевского «Бесы » напомнила мне о нем: когда консервативный националист Шатов спрашивает Ставрогина, бессердечного радикала: «Не ты ли сказал, что даже если тебе математически доказано, что Истина вне Христа? , вы бы предпочли остаться со Христом вне Истины? » Ставрогин, который не хочет, чтобы его загнали в угол, отрицает это.

«Совершенно верно, — сказал Бенгт. В Африке он видел, как исчезли атрибуты христианства. Все, что осталось, — это Христос. «С абсолютной властью не поспоришь».

Я отложил эссе. Бенгт вернул его мне в руки. «Я хочу знать, что вы думаете о моем финале». По мере того, как я читал больше об Иисусе , он побежал, Я также был заинтригован его стилем взаимодействия с другими людьми . В частности, он был очарован встречей в Евангелии от Иоанна, глава 1, стихи 35–39, в которой Иисус спрашивает двух мужчин, почему они следуют за ним. В свою очередь, мужчины спрашивают, где остановился Иисус, на что он отвечает: «Иди и посмотри». Я не уверен, как Иисус задает вопрос , заключил Бенгт, , но из ответа кажется, что он спрашивает: «Чего ты хочешь?»

«Вот о чем речь, — сказал Бенгт. «Желание.» Он поерзал в кресле. «Подумай об этом:« Чего ты желаешь? »»

«Бог?»

«Да».

«Вот ответ?» Я спросил.

«Это вопрос», — ответил Бенгт, полуулыбаясь, удовлетворенный своей инверсией, благодаря которой сомнение стало сутью догмы.Бог был именно тем, кем Бенгт желал, чтобы Он был, даже если Бенгт был перед лицом Бога «ничем». Я понял, что не только из-за эстетики Бенгт и семья отказались от ярлыка «христианин». Их вера и их практика казались ближе к извращенному буддизму, их Бог вне «истины», их Христос одновременно везде и нигде, Его заповеди сформулированы как вопросы, Его воля столь же проста, как и собственные желания. И все, чего желала Семья, от Авраама Верейда до Дуга Коу и Бенгта, была сила, мирская сила, с помощью которой Царство Христа может быть построено, ячейка за ячейкой.

Вскоре после нашего разговора Бенгт поставил ведро возле унитаза в двухъярусной комнате внизу. Он объявил, что с этого момента все личные вещи, оставленные в гостиной, будут отправляться в ведро. «Если вам что-то не хватает, ребята, — сказал Бенгт за ужином, — загляните в ведро».

Заглянул в ведро. Вот что я нашел: одну пару шлепанцев. Одно карманное издание изречений Иисуса. Один фрисби. Один экземпляр Исполнительных указов Тома Клэнси в твердом переплете.Одна потрепанная Библия в коричневой коже, красиво напечатанная на луковой коже, подаренная Бенгту Карлсону Палмером Карлсоном. Одна пара грязного белья.

Когда я взял Библию, страницы открылись Евангелию от Иоанна, и мой взгляд упал на единственную подчеркнутую фразу, глава 15, стих 3: «Ты уже чист».

Всякий раз, когда в Иванвальде размещалось достаточно большое количество солдат Божьих, Дуг Коу всегда заходил пообедать. Дуг был по духу ближайшим учеником Христа, мастером бампера; братья считали его визит гораздо более важным, чем визит любого сенатора или премьер-министра.В ту ночь, когда он присоединился к нам, он был одет в хорошо отглаженную рубашку для гольфа и темные брюки, а его кожа была хорошо загорелой. Он привел с собой гостя, албанского политика, чье бледное лицо и плохо сидящий серый костюм делали Дуга еще более сияющим. В свои семьдесят с небольшим Дуг мог сойти за пятьдесят: его волосы были темными, щеки натянутыми. Его улыбка была похожа на фонарь.

«Откуда ты, — спросил Дуг Рохелио, — в Парагвае?»

— Асунсьон, — сказал он.

Дуг улыбнулся. «Я бывал там много раз.Некоторое время он жевал. «Асунсьон. Двадцать лет назад здесь был убит латинский лидер. Никарагуанец. Кто-нибудь знает, кто это был? »

Я ждал, что кто-нибудь заговорит, но никто не сказал. «Сомоса», — сказал я. Диктатор свергнут сандинистами.

«Сомоса», — сказал Дуг, его глаза снова обратились ко мне. «Интересный мужчина.»

Дуг смотрел. Я смотрел в ответ. «Мне нравилось его навещать, — сказал Дуг. «Очень плохой человек за автоматами». Он улыбнулся, словно собирался рассмеяться, но вместо этого поднес вилку ко рту.«И все же, — сказал он, прикусив кончик языка, — у него было сердце к бедным». Дуг смотрел. Я смотрел в ответ.

«Вы когда-нибудь думали о молитве?» он спросил. Но вопрос был не ко мне. Это было не для кого. Дуг готовил притчу.

Был человек, которого он знал, сказал он, который на самом деле не верил в молитву. Так что Дуг сделал ему ставку. Если этот человек выберет что-то и будет молиться за это сорок пять дней каждый день, он поспорил, что Бог сделает это так. Не имело значения, верил ли мужчина.Не имело бы значения, был ли он христианином. Все, что имело значение, — это факт молитвы. Каждый день. Сорок пять дней. «Он не может проиграть, — сказал Дуг мужчине. Если Иисус не отвечал на его молитвы, Дуг платил ему 500 долларов.

«О чем мне молиться?» — спросил мужчина.

«Как вы думаете, о чем Бог хочет, чтобы вы молились?» — спросил его Дуг.

«Не знаю», — сказал мужчина. «Как насчет Африки?»

«Хорошо», — сказал Дуг. «Выберите страну».

«Уганда», — сказал мужчина, потому что это был единственный объект, который он мог вспомнить.«Хорошо», — сказал ему Дуг. «Каждый день в течение сорока пяти дней молитесь за Уганду. Боже, пожалуйста, помоги Уганде. Боже, пожалуйста, помоги Уганде ».

На тридцать второй день, сказал нам Дуг, этот мужчина встретил женщину из Уганды. Она работала с детьми-сиротами. «Приходи в гости», — сказала она мужчине, и он так и сделал в те самые выходные. А когда он вернулся домой, он собрал миллион долларов на лекарства для детей-сирот. «Итак, вы видите, — сказал ему Дуг, — Бог ответил на ваши молитвы. Ты должен мне 500 долларов ».

Было больше. После того, как этот человек вернулся в Соединенные Штаты, президент Уганды позвонил ему в свой дом и сказал: «Я формирую новое правительство.Вы поможете мне принять решение? »

«Итак, — сказал нам Дуг, — мой друг сказал президенту:« Почему бы тебе не приехать и не помолиться со мной в Америке? » У меня есть хорошая группа друзей — сенаторы, конгрессмены, с которыми я люблю молиться, и они хотели бы молиться вместе с вами ». И этот президент приехал в The Cedars и встретил Иисуса. Его зовут Йовери Мусевени, и теперь он является президентом всех президентов Африки. И он хороший друг Семьи ».

«Это потрясающе», — сказал Бо.

«Да, — сказал Дуг, — иметь друзей — это хорошо. Вы знаете, что может изменить друг? Друг, с которым можно согласиться? » Он улыбнулся. «Двое или трое соглашаются и молятся? Они могут все. Согласны. Соглашение. Что это означает?» Дуг посмотрел на меня. «Вы писатель. Что это обозначает?»

Я вспомнил письмо Павла к Филиппийцам, которое мы начали запоминать. Исполни мою радость, будьте единомышленниками .

«Единство», — сказал я. «Соглашение означает единство.Дуг не улыбнулся.

«Да», — сказал он. « Всего единиц. Двое или трое становятся одним. Вы знаете, — спросил он, — что для этого есть другое слово?

Никто не говорил.

«Это называется завет. Двое или трое, согласны? Они могут все. Завет… силен. Вы можете вспомнить кого-нибудь, кто заключил завет со своими друзьями? »

Мы все знали ответ на этот вопрос, поскольку слышали, как его имя неоднократно упоминалось в этом контексте. Эндрю из Австралии, сидевший рядом с Дугом, прочистил горло: «Гитлер.”

«Да», — сказал Дуг. «Да, Гитлер заключил завет. Мафия заключает договор. Это очень мощная вещь. Двое или трое, согласны. Он откусил еще один кусок из своей тарелки и поставил вилку на зубцы. «Ну, ребята, — сказал он, — мне пора».

Когда Дуг Коу ушел, сердца моих братьев сильно бились: за бедных, за завет. «Потрясающе», — сказал Бенгт. Мы встали, чтобы мыть посуду.

В один из моих последних вечеров в Иванвальде соседские мальчики пригласили меня и моих братьев поиграть.Было примерно шесть мальчиков в возрасте от семи до одиннадцати, все младшие члены Семьи. Хотели поиграть в фонарик. Было приятно, и уличный фонарь блестел на асфальте, а из-за деревьев и кустов манили укромные уголки. Один из мальчиков начал считать, и мои братья, большие и маленькие, разбежались. Я лежал на склоне холма. Отсюда я мог отслеживать движение в тени и чувствовать запах листьев мяты, посаженных в саду. Подошла фигура, я вскочил и побежал по тротуару и вверх через сад через стену, по которой моему преследователю, маленькому мальчику, было трудно взобраться.Но как только он закончил, он продолжал атаковать, и когда я собирался скрыться за деревьями, его фонарик поймал меня. «Джефф, я вижу, ты он!» — плакал мальчик. Я остановился и повернулся, а он держал луч на мне. Ослепленный, я мог слышать только стук его кроссовок, когда он бежал ко мне через подъездную дорожку. «Хорошо, чувак», — прошептал он и выключил фонарик. Я узнал в нем маленького Стиви, чей рисунок пулемета мы повесили в нашей койке. Он протянул мне фонарик, развернулся, побежал, затем остановился и посмотрел через плечо.«Теперь ты это», — прошептал он и исчез в темноте.

Ошибка разрыва связи

Приборная панель

Чтение в 7 классе

Перейти к содержанию Приборная панель

• Авторизоваться

• Панель приборов

• Календарь

• Входящие

• История

• Помощь

Закрывать
• Мой Dashboard
• Чтение в 7 классах
2017 — средняя школа бобра — весь год (2 семестра)
• Home
• Pages
• Modules
• Classroom Replay ™
• YouBthere
• Google Drive
• Newsela
• MasteryConnect
• Sora Ebooks
• Connect
• ConnectED

К сожалению, вы обнаружили неработающую ссылку!

Дневник интересного года

12 февраля 2040 года .Мое тридцатилетие. Г. дал мне эту маленькую записную книжку в спиральном переплете и Биро. Это хороший подарок, на спирали почти нет ржавчины, а бумага не повреждается водой. Я собираюсь завести дневник. Я сделаю почерк крошечным, чтобы бумага шла дальше.

15 февраля . Г. меня действительно расстраивает. Он в своей стихии. Они должны вырезать это на его надгробии: «Я был прав».

23 февраля. Рада, что мы не живем в Лондоне. У Хэтчвеллов остались двоюродные братья и сестры — они приехали из Пекхэма (три дня).Пришли сегодня днем, и двоюродные братья говорили, что их выгнала, наконец, канализация — когда стоки отступили, они переполнились повсюду. Они сказали, что запах был невероятным. В нем купались тротуары, и, конечно же, больницы не работают, так что с холерой ничего не поделаешь. Не подходил к ним слишком близко, на случай, если они его несут. Так они потеряли двух сыновей в прошлом году.

«Понимаете, — сказал мне Г. по дороге домой, — капитализм больше заботился о своих детях как о вспомогательных средствах и демонстрациях способности зарабатывать, чем об их будущем.

«Ой, заткнись, — сказал я.

2 марта. Не могу заснуть. Я пишу это вместо того, чтобы смотреть в потолок. В комнате москит, я слышу, как он скулит возле уха. Очень влажно, воздух, как грязный суп, к тому же мы должны носить маски в постели, но я бежал от пота, поэтому я только что сорвал свою. Встал и посмотрел на себя в зеркало на лестничной площадке — ребра, как забор, волосы в сальных крысиных хвостах. Вчера крысы на кухне грызли хлебницу, они даже не взглянули на меня, когда я вошел.

6 марта. Очередная ссора с Г.О.К., да, он был прав, но зачем кричать об этом? Это то, что вы получаете, когда выйдете замуж за своего репетитора из Университета — от стены до стены проповедуете пожилой мужчина. «Я предвидел это, любой дурак мог предвидеть это, особенно после Большого плавления», — хвастается он. «Преодоление пороговых значений, каскадный эффект, безнадежный оптимизм, предполагающий, что у нас будет до 2060 года, бла-бла-бла-бла, плутономия как лемминг, огромная цель демократии». Неудивительно, что у нас нет друзей.

Он радовался, когда пришло нормирование. Это он первым вызвался в качестве надзирателя по разделу автомобилей на нашу дорогу; один ничтожный пежо на всю дорогу. Он получает настоящий кайф от духа товарищества вокруг трубы.

— Я заменю свою большую банку нута на твою банку сардин.

—Нет, нет, мои сардины — белок.

—Нут тоже содержит белок, к тому же он насытит больше. В общем, я думал, у тебя еще есть тунец.

—Нет, я обменяла это с Вайолет Хаггинс на банку томатного супа.

Действительно надоел бартер, но трудно понять, как заработать деньги, так как Интернет вышел из строя. «Кроме того, деньги бесполезны, если у вас их не будет много», — как я сказал ему вчера вечером в постели. «Верхний слой висит внутри пластиковых пузырей фильтрованного воздуха, в то время как остальные из нас возятся с зобом, опухолями и кусками старой простыни, завязанными вокруг рта. К тому же мы все время насквозь промокли. Мы отказались от зонтиков, мы просто ходим постоянно мокрыми ». Я перестал разглагольствовать только тогда, когда услышал храп и понял, что он спит.

8 апреля. Скучная утренняя промывка тряпок. Дров для горячей воды не было, поэтому пришлось снова использовать золу и щелочь. Руки очень болят, хотя я накинул на них полиэтиленовые пакеты. Сначала делала маски для лица, потом тряпки от менструации. Взял навсегда. По крайней мере, мне не нужно делать подгузники, как Лекси или Эсме, — это бы меня просто переполнило.

27 апреля. Только что вернулся от Майи. 7 месяцев. Она очень напугана. Я ее не виню. Она пыталась заставить меня пообещать, что я позабочусь о ребенке, если с ней что-нибудь случится.Я сделал это (в основном при мысли о том, что встану между ней и этим возвращением Мартина — у нее новый синяк под глазом, я не спрашивал). Думаю, нет ничего плохого в обещании, если от этого ей станет легче. В конце концов, это не совсем то, что нужно брать на себя ответственность — я даю новорожденному максимум три месяца в таких условиях. В основном, диарея.

14 мая. Не могу заснуть. Укусы чешутся, стараются не почесать. Тяжелые удары и скрипы чуть выше, в потолке. Придумайте что-нибудь хорошее. Мыло и горячая вода.Свежий воздух. Презервативы! Устал постоянно находиться на острие ножа в связи с беременностью.

Начать заново. Бродить по супермаркету — теплому, прекрасно освещенному — коридорам открытых холодильников, полных тигровых креветок и стейков из филе. Съезжаем с скоростной полосы на спортивном автомобиле и останавливаемся, чтобы залить тридцать литров бензина. Онлайн, бронирование билетов на «Мышеловку», клик, , заказ ящика вина, клик, , загородный дом, клик, , пара лакированных ботинок, клик, , год перерыва, клик .Я захожу в iTunes и скачиваю «Женитьбу Фигаро», затем болтаю лицом к лицу в реальном времени с родителями Г. в Сиднее. Нет, не думай о том, что с ними случилось. Ужасный. Идти спать.

21 мая . Еще один скандал с Г. Он задул мою вторую свечу, сказал, что хватит и одной. Однако это было не так. Я больше не мог смотреть, чтобы читать. Он сводит меня с ума — это как жить с полицейским. Так было всегда, даже до Коллапса. «На Земле достаточно для всех, но не для всех», — было его любимое слово.Никто не любит, когда его называют жадным. Я назвал его Киллджоем, и ему это не понравилось. «Каждый из нас делает около двадцати пяти тысяч вдохов в день, — сказал он мне. «Каждый вдох удаляет кислород из атмосферы и заменяет его углекислым газом». Ну простите за дыхание! Что мне было делать — превратиться в дерево?

6 июня . Вчера вечером ходил к Ламли, чтобы узнать новости. Вся дорога там врезалась в гостиную, напрягалась слушать радио — батареи очень разряжены (новых в последней правительственной поставке не было).Однако важная новость: неизбежное принудительное размещение. Шортхаусы были вооружены, Кай кричал и краснел на лице, Лекси плакала. «Ты всю жизнь работаешь» и т. Д. И т. Д. На какой планете он находится? Никто из нас не слишком увлечен, но с этим ничего не поделать. Когда мы вернулись, Г. проверил наш ящик с банками под половицами спальни. Вылетела большая крыса, и я закричал. Г. держал меня до тех пор, пока я не перестал плакать, затем мы занялись сексом. Проснулся ночью и молился, чтобы не забеременеть, хотя Бог знает, кому я молился.

12 июня . Посетил Майю сегодня днем. Она лежала в постели, ноги опухли как воздушные шары. На меня снова пообещали о ребенке, и на этот раз я сказал да. Она сказала, что Вайолет Хаггинс собиралась ей помочь, когда это началось — Вайолет когда-то была медсестрой, очевидно, не совсем практичной, но лучше, чем ничего. Никто в дороге не будет знать, что делать теперь, когда мы не можем это погуглить. «Все, что я помню из старых фильмов, это то, что надо кипятить чайник», — сказал я.Мы начали смеяться, мы немного истерили. Мартин просунул голову в дверь и зарычал, чтобы мы заткнулись.

1 июля . Первая заготовка прибыла сегодня на армейском грузовике. У нас есть испанская группа из восьми человек, включая старушку, ее дочь и внуков-близнецов-малышей (все довольно дикие), а также четырех неулыбчивых мужчин боеспособного возраста. Маловато, так как у нас всего две спальни. Мы с Г. пытались их показать, но они нас проигнорировали. Бабушка сразу же забрала нашу спальню.Мы сегодня под кухонным столом. Я могу попробовать спать на нем из-за крыс. Мы не могли придумать, что сказать — единственный испанский, который мы могли вспомнить, был «Muchas gracias », и, как огрызнулся Г., мы определенно не говорим этого.

— Слова без границ

В этом отрывке из своего романа Tsunami Blues Маркета Пилатова прослеживает отголоски цунами в Индонезии в декабре 2004 года до Чешской Республики.


Музыка для старушки

Городок Моравия, 26 декабря 2004 г.

Его воспоминания, его «картины из тропиков» тоже включали такие образы.Так они убегали от ураганов, давным-давно на Кубе, или от сюрреалистических проливных дождей, которые смыли большую часть причины для накопления какого-либо имущества. Лазаро включил новости. Мужчина в пиджаке и светло-зеленом галстуке скорбно сообщал народу, что огромное цунами опустошило Таиланд и что в список пропавших без вести включены чешские туристы. Лазаро сглотнул. Он позвал Джитку, и они оба недоверчиво наблюдали за волной, которая прокатывалась по экрану, смотрели на руины роскошных отелей, серые пляжи, усыпанные сломанными пальмами.«Но вот куда пошла Карла, как у нее дела?» — бессмысленно спросила Джитка, как будто Лазаро только что получил телеграмму или текстовое сообщение прямо из чешского посольства.

«Откуда мне знать?» — отрезал он. Затем он встал с кресла и подошел к телефону.

«Добрый вечер, я говорю с госпожой Климентовой? Это Ласаро Мило. Я учитель Карлы в консерватории,»открыл он чопорно.

«Здравствуйте, мистер Майло», — так же сухо сказала бабушка Карлы. «Вы, наверное, звоните по поводу цунами?» — продолжил фармацевт на пенсии.

«Да, вы что-нибудь о них слышали?» — приглушенным голосом спросил Лазаро.

«Нет, пока нет, но я надеюсь, что они». . . они в порядке. Особенно Карла, она всегда так загорелась, — бессвязно бормотала госпожа Климентова в трубку.

«Загорелые?» — повторил изумленный Ласаро.

«Знаешь, у нее такая чувствительная кожа со всеми этими веснушками».

«Верно, эти веснушки». Лазаро понял, что пожилая женщина была в шоке.

«Я должен. . . мне приехать? » — спросил он после мгновения беспокойного молчания, в течение которого ни один из них не отпускал трубку.Карла сказала Лазаро, что госпожа Климентова вдова и живет одна. Певец старинного церковного хора. Педантичен, взволнован и безмерно горд музыкальным даром Карлы. Единственный во всей семье. Он представил себе тихую старую квартиру на третьем этаже на улице Коваржской, недалеко от площади. В нем миниатюрная дама с фиолетовой прической, напоминающей сахарную вату, сидела в кресле, ожидая каких-либо новостей.

«Я приеду, подождите меня, пожалуйста, никуда не уходите, госпожа Климентова, хорошо? Просто оставайся дома, на улице очень холодно, и посольство может позвонить в любую минуту, — убеждал ее Ласаро, чувствуя себя разумным сыном.

«Джитка, послушай, я сбегу к старой госпоже Климентовой, она еще ничего не слышала, и я волнуюсь за нее, за них, я просто волнуюсь», — объяснил он жене.

«Мне пойти с тобой?» — предложила Джитка.

«Нет, я бы предпочел, чтобы ты этого не делал», — быстро ответил Ласаро. Он даже не понимал, почему именно он не хотел, чтобы Джитка пришла.

Он был в коридоре, надевая туфли, когда она спросила: «Для чего вы берете трубу?» и с изумлением уставился на черный футляр, покрытый наклейками за многие годы.

«Я не уверен», — признал он; он схватил инструмент, не думая об этом, но теперь понял, что этот жест его успокаивает, поэтому держал футляр в руке. Он нежно поцеловал тыльную сторону руки Джитки, его губы были так похожи на губы Карлы Климентовой. Она пробежалась пальцами по его редеющим седеющим локонам и вдохнула его аромат — что-то среднее между медом одуванчика, который Лазаро положил в чай ​​фунтом, и ментоловыми леденцами Холлса от кашля, к которым он сильно пристрастился.Он утверждал, что они не давали ему пересохнуть, когда он играл.

Он пошел быстрым шагом из Слована, сборного дома, в котором они с Джиткой жили почти пятнадцать лет, вверх по небольшому холму, пересекая пустынные, морозные перекрестки, и небольшие комочки раздавленного снега скрипели под его ботинками. Он направился к центру города и через галереи на Коваржской, мимо доски объявлений, которая всегда была заполнена объявлениями мэрии и сообщениями о смерти.

Он позвонил в старый дверной звонок и, к своему огорчению, обнаружил, что этот внук былых времен на самом деле был подключен к громкоговорителю.»Кто это?» — спросила госпожа Климентова голосом, искаженным и потрескивающим, как шерсть кота.

«Ласаро Мило», — прохрипел он в машину.

«Я сейчас приду», — сказала госпожа Климентова. Она надела жилет, подбитый кроличьим мехом, и держалась за морозные перила, медленно спускаясь по каменной лестнице с третьего этажа.

Вместе они прошли по длинному коридору и, задыхаясь, поднялись по лестнице. У нее болят колени и астма, а у него сорок фунтов лишнего веса.Тогда старушка пригласила Лазаро в коридор с красными маковыми обоями. «Давай, проходи, не стой в холле», — подтолкнула она его, и теперь настала ее очередь удивленно разглядывать чемодан в его руке.

«Ты собираешься играть где-нибудь?» она спросила.

«Нет, я даже не понимаю, зачем я взял с собой трубу», — пожал плечами Ласаро и поставил футляр на шкаф для обуви.

«Хотите чего-нибудь выпить? Вы пьете чай или кофе? » она провела его в гостиную, где усадила на потертый старый зеленый кожаный диван.

«Шведский, мы с мужем купили его в рассрочку, это было первое, что мы получили за эту квартиру, она у меня уже тридцать лет, и я никогда не выбрасываю ее!» — решительно сказала она Ласаро, как будто он был жестоким социальным работником, который не хотел позволять ей унести старый диван в дом престарелых.

«Я выпью чаю, если вы не возражаете, и если у вас есть немного меда, это было бы очень хорошо», — ответил Ласаро; даже после стольких лет он все еще не вполне осознавал тот факт, что Чех высмеивает эти чрезмерные испаноязычные превосходные степени.

«Конечно, вы, конечно, любите мед из одуванчиков, не так ли», — вспоминала старушка.

«Знаю, но откуда вы это узнали?» Лазаро был удивлен.

«Карла сказала мне», — сказала госпожа Климентова, затем внезапно остановилась и через мгновение сделала несколько нервных шагов назад к дивану. Они не разговаривали. Затем она спросила: «Мне включить телевизор?»

«В любом случае ничего нового не будет, я думаю, они просто повторят вечерние новости, но включите их, если хотите», — Лазаро поерзал на стуле и надеялся, что миссис Ласаро.Климентова сказала бы нет.

«Нет, не хочу», — сказала она.

«Я пойду за чаем, устраивайся поудобнее, ты, должно быть, замерз после прогулки», — сказала она обеспокоенным голосом и, наконец, пошла на кухню.

Ласаро сидел на диване, его старые шведские пружины вдавливались в его кубинскую задницу. На стене над диваном висела картина; Карла сказала ему, что ей нравится смотреть на него во время игры. «Мне нравится наблюдать за этой бабушкиной борзой», — говорила она.Только теперь Лазаро понял, что именно она имела в виду. На прямоугольной темперной картине изображена преувеличенно длинная борзая, стоящая на паучьих лапах, прислоненная к какой-то коричневой скамеечке для ног и смотрящая в непознаваемое расстояние. Лазаро тоже заметил равнодушную красоту в спокойной позе животного и его пустом лице, красоту, которая позволяет вмешаться и внести свой вклад, добавить бревно в стопку, перо в пух для великого утешителя искусства — место, где можно бездельничать, когда мир перевернулся.Что прямо сейчас так и было. Лазаро умоляюще уставился на элегантную бесстрастную борзую, желая найти в его глазах хотя бы тень тощей девушки с трубой. Но глаза борзой ничего ему не показали.

«Вот твой чай», — сказала старушка и налила восхитительно пахнущий чай в кружку «Теско».

«У меня их как минимум двадцать. Знаете, это похоже на хобби. Я заполняю эти рекламные листовки и отправляю правильные ответы, а время от времени они рисуют мое имя и присылают мне кружку.Все смеются надо мной из-за этого, но я люблю получать посылки по почте. . . Думаю, поэтому я это делаю. Довольно безвкусно, правда? Госпожа Климентова полуулыбалась, и ее окрашенные волосы блестели в свете маленькой розовой лампы с кристаллами.

«Нет, а почему?» Ласаро искренне возразил.

«Да, но это мои честные, с трудом завоеванные кружки», — засмеялась она.

«Здесь играет Карла?» — сказал Лазаро.

«Да, она никому здесь не мешает. Стены толстые, и я единственная на этом этаже, по соседству есть пустые офисные помещения », — объяснила миссис Хейл.Климентова жадно, все время изучая Лазаро. Коричневый лоб, руки с узкими пальцами, две глубокие борозды на переносице.

«Вы верите в Бога, мистер Лазаро?» на этот раз она назвала его по имени.

«Нет, к сожалению, нет», — ответил он, немного поколебавшись. «И ты?» он посмотрел на маленький серебряный медальон с Мадонной на шее.

«Да, к счастью», — утешительно улыбнулась она, как бы говоря: «Ты доберешься туда». . . просто будьте терпеливы . .. вера приземлится тебе на плечо, как голубь.

Они продолжали смотреть друг на друга, и если бы кто-то сказал, что ночь еще молода, они были бы правы. Ночь, ожидавшая их, была бессовестно полна сил, как и цунами несколько часов назад. Ласаро не знал, хочет он или не хотел разговаривать с этой удивительно взволнованной, но доброй женщиной. Вероятно, он пришел, чтобы немного отвлечь ее, но теперь он не понимает, почему на самом деле сидит здесь. Может, он не беспокоился о бабушке Карлы, может, его беспокоили собственные кошмары.Потому что сегодня вечером они угрожали расправить крылья, сильно бьются, пока не взлетят над океаном. И, как и все, он их кормил и время от времени гладил их крылья, как больной зуб.

«Могу я спросить — о чем вы сейчас думаете?» — спросила старушка.

«Я думал о Кубе», — послушно ответил Ласаро.

«Вы скучаете по дому?» она продолжила свой вопрос, и он наконец понял, зачем он пришел сюда. Почему он вошел в эту старую гостиную, почему он смотрел на чокнутую борзую на синем фоне и серебряную Мадонну на шее неизвестной женщины.

«Я не скучаю, потому что сбежал. Я сбежал и оказался в этом городе, где ничто не напоминает мне Кубу. Вообще ничего. Понимаешь?» Слова начали выходить из него, и Иржина Климентова слушала. Она знала Лазаро по рассказам Карлы, и в то же время практически ничего о нем не знала. То же было и с ним. Она чувствовала себя близкой, потому что Карла иногда говорил о ней, но никогда не видел ее лично. Это не было признанием. Он не разговаривал с миссис Дж.Климентова, только самому себе. Он репетировал свой собственный миф вслух, как он соединил его в линейное, иногда циклическое, но всегда невыносимое воспоминание.

Йиржина Климентова наблюдала за ним, как борзая на картине — возможно, они писали ее после нее. Она слушала учителя своей внучки Ласаро Мило в своей комнате по соседству с пустым офисом. Она ждала новостей, любых новостей и слушала его. В эту молодую, чудовищно мощную ночь, наполненную волной, разбуженной древними субокеаническими толчками, о которых Йиржина Климентова ничего не знала.Тем не менее, она была уверена, что раскаленная магма, пролившаяся в океан, наводняет и скрепляет ее собственное тихое существование и на улице Коваржской. В эту ночь кубинский трубач и моравский фармацевт могли рассказать друг другу все, что угодно.

«Все это произошло очень давно», — начал Лазаро.

«Продолжайте, у нас есть время, его много. . . у нас до утра, ты останешься на ночь, а? — спросила она, и он был рад, что она ответила. Идея провести много часов на зеленом диване успокаивала.

«Мне просто нужно позвонить жене, чтобы она не волновалась, но да, я останусь. . . с удовольствием », — добавил он.

«Это могло быть связано с волной, как будто что-то очень старое сдвинулось во мне, что-то, что я хотел полностью вытолкнуть. Пожалуйста, не воспринимайте это плохо, это может показаться мне неправильным, но я чувствую, что испытал нечто похожее на то, что вы переживаете сейчас », — сказал он.

«Что ты имеешь в виду?» она нахмурила брови.

«Я имею в виду ситуацию, когда вы ждете новостей, когда вы не знаете, жив ли человек, о котором вы ужасно заботитесь, или нет», — мягко объяснил он.

«А, и вы, значит, вы тоже ждали такого рода новостей после какой-то катастрофы на Кубе давным-давно?» Казалось, что теперь он полностью ее внимание. Они были в одной лодке, пароходе посреди большой реки, впадающей в теплое тропическое море.

«Я все еще жду», — сказал Лазаро, и это прозвучало как эхо в дупле небольшого дерева, из которого много лет назад вылетела бурая сова и села на раскаленный белый песок.

Йиржина Климентова в тот вечер больше ни о чем не спрашивала.Они молчали. Внезапно Ласаро больше не хотелось говорить. Она поняла это и больше не задавала ему вопросов. Она просто сказала: «Как насчет того, чтобы сыграть что-нибудь?» И пока она рылась в соседней комнате, где Карла хранила свои ноты в маленьком деревянном шкафчике, Ласаро позвонил Джитке и сказал ей, что останется с пожилой дамой на ночь.

«Конечно, но не пытайся ничего смешного, хорошо?» она осмелилась пошутить, но Ласаро устало пробормотал и сказал, что будет дома утром.Он взял трубу из коридора и снова сел на диван в гостиной. Йиржина принесла ноты, и Лазаро начал их читать. «Ненавижу тишину», — вздохнула старушка. «Мне нужно включить радио, я слушаю концерты на радиостанции классической музыки или включаю телевизор, чтобы слышать, как кто-то разговаривает, даже если не со мной, чтобы я не был здесь таким одиноким. Думаю, это примитивно, но это одна из причин, почему мне всегда нравилось, когда играла Карла ».

«Что это? Что это за музыка? » он начал внезапно.

«Это Карла, я думаю, она написала это, но я не уверен, вы знаете, насколько она скрытна, никогда не говорит мне, что она делает, тренируется ли она или играет свои собственные пьесы. Но она сочиняла, я это точно знаю », — пояснила госпожа Климентова. Лазаро снова посмотрел на музыку. Все это были блюзовые пьесы. Полные повторяющихся гармонических лупов, как мажорной, так и минорной, они были блюзом для трубы, для трубы Карлы и ее стиля игры — резким, яростным, полным хрипов, лучшим блюзом, который Лазаро слышал за многие годы.Никакой совершенной структуры или сложной формы. Например, когда Мадди Уотерс впервые воткнул кабель к своей потрепанной гитаре и вставил его в усилитель. Это было первичное ощущение чего-то старого и недавно открытого, чего-то, что всплывало на поверхность раз в тысячу лет, прежде чем медленно погрузиться в глубины коллективного бессознательного. Все мы знаем, что что-то вроде этой музыки было здесь уже миллион раз, но никто точно не помнит, где они ее слышали. Но они уверены, что когда-то у них было, что это пришло к ним в полусонном состоянии на полуночный перерыв.Обнаженная, приятная музыка, рычание от восторга, блуждание во сне, с распущенными волосами и открытыми коленями, выгибающая бедра, вечно грустная, просящая все наши грехи, грехи, которые она хотела искупить.

Эта музыка не раздвигала границ. Но было ясно, что и не собиралась. По сути, это была старомодная музыка. Цепляясь за традицию, цепляясь за ее юбки, но все же, и это действительно удивило Лазаро, ему захотелось сесть где-нибудь в углу, напевать вместе с нотами и покачиваться в их ритме.

«Это блюзовые пьесы», — пояснил он.

«Да, она сказала мне, что хочет сочинять грустные вещи», — неодобрительно покачала головой миссис Йиржина. «Я никогда не понимал почему, она такая юная девушка!» она снова энергично покачала головой, как будто спорила с Карлой.

«Может быть, молодые девушки больше всего любят думать о смерти. . . и любовь, конечно, — философски сказал Лазаро. Затем он достал из кармана леденцы от кашля и предложил Йиржине тоже. «Нет, спасибо, но пожалуйста, играй сейчас, я не могу дождаться.. . »

Итак, Лазаро поставил музыку на подставку, которую приготовила для него Йиржина, и сыграл. Прямо на глазах Йиржины Климентовой он превратился в статую, подобную тем, что выстроились на улицах небольшого городка под снежным покровом. Его силуэт отражался в окне, освещенном фонарем. Изображение содержало все памятные вещи из жизни Йиржины, отраженные в приглушенном свете трубы Лазаро. Ноты Карлы одна за другой падали на зеленый ковер; его цвет соответствовал поцарапанной коже дивана.Йиржина снова увидела вены на предплечьях мужа, увидела, как он и сосед несут в комнату тяжелую мебель. Она слышала, как их приглушенные проклятия смешивались с ревом трубы. Ласаро стоял, и его руки ласкали музыку Карлы. Наконец Йиржине захотелось плакать.

No related posts.