Ал толстой возмездие: Толстой Алексей :: Читать онлайн в BooksCafe.Net

А. Н. Толстой «Возмездие»

А. Н. Толстой «Возмездие»

Вернуться на базу

---

А. Н. Толстой

Я почти уверен в том, что мои слова ни в коем из вас не встретят серьезного отклика. Может быть, правильнее было бы не высказать суждение столь далекое от идей, которыми живет наш век. Однако, я не силах противостоять искушению и все-таки выскажу этот не современный взгляд. Я уверен, что в жизни существует возмездие. И не потому, что мне захотелось надеяться на отомщение, а как человек на самом себе испытавший неотвратимость судьбы, подводящей черту под свершившимся, казалось бы, случайными событиями. Но не буду больше говорить об этом. Перейду прямо к рассказу о трагическом происшествии, печальный след которого пал на всю мою жизнь. Пусть не обманет никого несколько привольное и слишком отступающее от салонных тем содержание моего рассказа.

Впрочем, довольно предисловий.

Мне было 26 лет, когда началась война, которую в непонятном ослеплении мы так долго называли “Великой”. Мой дед и мой отец были военными, и я с детства впитал в себя убеждение, что высшая степень человеческого благородства – это военная доблесть. Когда мобилизация оторвала меня от семьи, я ушел на фронт с глубоким чувством радостно выполняемого долга. Оно было так сильно, что моя жена была готова разделить эту горделивую радость. Мы были женаты 3 года. Спокойное и нежное чувство, может не слишком страстных, но любящих друг друга крепкой любовью здоровых людей, не имеющих связи на стороне, не успело еще остыть, и разлука быстро стала тягостной для меня. Однако, и вдали от жены на фронте я остался безупречно верен ей. Пожалуй, это во многом можно объяснить тем, что, рано женившись, я не поддавался влиянию слишком легкомысленной жизни, которой жили мои однополчане.

Только в начале второго года войны мне удалось получить отпуск. Я вернулся из него в точно назначенный день, лишний раз укрепив за собой репутацию не только хорошего, но педантичного и аккуратного офицера. Мои успехи на службе умеряли до некоторой степени мою разлуку с женой, или, если говорить честнее, отсутствие женщин вообще. К весне 1916 года я был одним из адъютантов Верховного Главнокомандующего. За несколько дней до знаменитого наступления Брусилова я получил предписание спешно выехать в штаб западного фронта с важными документами. От своевременной доставки и сохранения тайны могла зависеть судьба всей кампании. В мои руки была доверена участь массы людей. В то время начало сказываться на дорогах наступление, так скоро изменившего все, что нам казалось единственно возможным. Передвижение войск не могло нам дать вагон раньше следующего дня. Нельзя было думать о промедлении, и я выехал обычным поездом с тем, чтобы в Гомеле пересесть на киевский-скорый, идущий в Вильно, где стоял штаб фронта.

Отдельного купе в вагоне первого класса не оказалось. Проводник внес мой чемодан в ярко освещенное четырехместное купе, где находилась всего одна пассажирка. Я старался не смотреть на нее слишком навязчиво, но успел все-таки рассмотреть тонкое, как бы чем-то опечаленное лицо, глухо закрытый с высоким воротом костюм показался мне траурным. Мысль остаться с этой женщиной вдвоем почему-то смутила меня. Желая скрыть это неожиданное чувство, я самым безразличным тоном спросил проводника:

– Где здесь можно напиться кофе?

– В Жлобине, через 2 часа, прикажите принести?

Он хотел поместить на верхнюю полку чемодан, в котором лежал пакет с приказом о наступлении. Я испуганно и так резко и неожиданно схватил его за руку, что, сделав неловкое движение, он внезапно углом чемодана ударил и разбил электрическую лампочку. Я увидел, как женщина вздрогнула от громкого звука лопнувшего стекла. С бесконечным количеством извинений проводник постелил постель, зажег ночную лампочку и вышел.

Мы остались вдвоем…

Еще полчаса назад, ожидая на перроне Гомельского вокзала прихода поезда, я мучительно хотел спать. Мне казалось величайшим блаженством вытянуть ноги и склонить голову на чистое полотно подушки. Теперь сон совершенно покинул меня. Я старался разглядеть в полумраке лицо женщины и чувствовал, что неожиданное ее присутствие воспринимается мною именно как присутствие женщины. Как будто невидимый неотступный ток устанавливался между нами. Впрочем, я ощутил его лишь позже. Я хотел, но не знал, как мне с ней заговорить. В синем свете ночника едва белеющее лицо женщины казалось красивым и значительным, и я невольно ждал того момента, когда она начнет раздеваться. Но она спокойно, будто не обращая внимания на меня, смотрела в окно, повернув тонкий профиль, казавшийся в мраке печальным.

– Простите, вы не знаете, где можно напиться кофе? – спросил я, наконец, чувствуя всю неловкость этого вопроса.

Она молчала, и мне почудилось, что ее губы тронула улыбка. Внезапно, решившись, я пересел на ее диван. Она не отодвинулась, только слегка отстранила голову, как бы для того, чтобы лучше разглядеть меня. Тогда, осмелев и уже не пытаясь найти слов, я протянул руку и положил ее на подушку почти около талии дамы. Она резко пересела дальше, и вышло так, что ее бедро крепко прижалось к моей руке. Кровь ударила мне в голову. Долго сдерживаемое желание заставило меня не рассуждать и не задумываясь над тем, что я делаю, обнять гибкую талию. Женщина отстранилась, уперлась мне в грудь руками и в слабом синем свете лицо ее бледнело настойчивым призывом. Не владея собой, я стал покрывать это лицо поцелуями и она сразу ослабла и сникла. Склонясь над ней, я все еще не осмеливался прижаться губами к ее алеющему рту. Но против своей воли, совсем инстинктивно рука моя забиралась все выше и выше по туго натянутому чулку.

Мои пальцы вздрагивали, и в ответ им дрожь пробежала по ее неподвижному телу. Когда за смятыми поднятыми юбками над черным чулком показалась полоса белого тела, она блеснула ослепительней, чем если бы в купе вдруг загорелась разбитая проводником лампочка. И тут я, наконец понял, что женщина отдается. Ее голова и туловище все также в бессилии лежали на подушках. Она закрывала лицо обеими руками и была неподвижна настолько, что никакая дерзость не могла встретить тут отпор. Ноги беспомощно свесились к полу, и нестерпимо резала взгляд белизна тела между чулком и легким батистом платья. Тело думало за меня. Тяжелая тугая кровь налила мои члены, стеснила дыхание, и я чувствовал какими невыносимыми тисками мешает мне закрытое на все пуговицы военное платье. Как будто постороннее, независимое от моей воли тело с силой и упорством стальной пружины просится на свободу, и незаметным движением я выпустил его наружу, расстегнув пуговицы. Рука моя, уже без дрожи, быстро прошла расстояние, отделявшее полоску открытого тела от места более потаенного и пленительного. Мои пальцы чувствовали через тонкое белье гладкий, почти как у девушки, живот, коснулись немного упругого холмика, которым он оканчивался. Я почувствовал, как через несколько минут утону, растворяясь в этом покорном, совсем как спелое яблоко, теле. И в эту минуту я заметил, что дверь в коридор не совсем прикрыта. Закрыть ее на замок было делом всего нескольких минут, но их хватило, чтобы освободить для грядущего наслаждения ту часть моего тела, которая была разительно нетерпеливее, чем я. Никогда до того дня я не испытывал такого всепоглощающего припадка сладострастия. Как будто из всех пор моего существа, от ступней до ладоней и позвоночников, вся кровь с бурной силой устремилась в единственный канал, переполнила его, подняв силы на высоту еще небывалую. Я почувствовал, что каждая минута промедления наполняет меня страхом, как бы боязнью, что телесная оболочка не выдержит напора крови и в недрах женского тела вместе с семенной влагой потечет алая, горячая кровь.

Я поднял по-прежнему сжатые ножки, положил их на диван и, приведя свой костюм в порядок, вытянулся около женщины. Но скомканный хаос тончайшего батиста мешал мне. Думая, что это сбившаяся слишком длинная рубашка, я резким движением отвернул ее наверх и сейчас же под еле ощутимым покровом ткани почувствовал шелковистую пышность мягких курчавых волос. Мои пальцы погрузились в ее глубину, которая раздалась с покорной нежностью. Как будто я коснулся скрытого, невидимого замка, тотчас же сжатые ножки вздрогнули, согнулись в коленях и разошлись. Мои ноги без особого усилия разжали их до конца. Капля влаги, словно слеза, просящая о пощаде, проступила через батист на мои руки. Меня переполняло предчувствие неслыханного счастья, невозможного в семейной жизни. Но эта семейная жизнь связала меня. Она не дала достаточного опыта, чтобы справиться с секретом женских застежек. Я бестолково искал какие-то кнопки, чтобы устранить последнюю преграду, я тянул какие-то тесемки, но все было тщетно. Вне себя от нетерпения я готов был разорвать в клочки ненавистный кусок батиста, когда в дверь резко постучали. Не хватает сил описать мое раздражение, когда проводник сказал, что скоро станция и можно напиться кофе. Я грубо сделал замечание, что нельзя ночью из-за каких-то пустяков будить пассажиров. Он обиделся, а пререкания с ним отняли у меня несколько минут. Когда я вернулся в купе, в позе женщины не произошло, по-видимому, никаких изменений: ее закинутые руки по-прежнему закрывали лицо, по-прежнему белели обнаженные ножки, я по-прежнему хотел этого тела, но уже не было былой жажды. Поборовшее меня нетерпение исчезло настолько, что я почти испугался, когда, приникая снова к этому телу, я почувствовал, что устранено последнее препятствие к обладанию им: кудрявый шелк необыкновенно пушистых волос был открыт, моя рука свободно коснулась таинственного возвышения и легко скользнула в эту влажную глубину. Но увы, это была только рука. Все остальное будто бы потеряло последнюю охоту погрузиться за ней. Соблазнительная прелесть ножек была теперь широко раскинута, так, что одна из них падала на пол, не давая мне другого места, как среди уютного беспорядка: женщина ждала, и я не мог обмануть ее ожидания, но в то же время не было никакой возможности дать на него быстрого и убедительного ответа. Острый, унизительный стыд охватил меня. Стыд, доходивший до желания сжаться в комок, стать меньше и незаметнее. С какой-то дьявольской насмешкой на это желание откликнулось всего одна часть моего тела, та самая, которая повергла меня в этот стыд. Больше я не мог сомневаться – это был крах, банкротство, позорный, неискупимый провал. Я не мог сознаться в этом – моя рука продолжала ласкать тело женщины – она с деланным жаром приникала к ее поверхности, она дерзала даже прикасаться к самому соблазнительному ее тайнику и строжайшему выходу, жаждущему, чтобы его закрыли. Я, имитируя внезапно угасшую страсть, отвел маленькие детские ручки от лица. Я видел крепко сжатые ресницы, рот, стиснутый упрямым нетерпением. Я впился в этот рот искусственным исступленным поцелуем, и тонкая рука закинулась на мою шею, прижала меня к себе. Однако пауза длилась слишком долго… Другая свободная рука упала вниз, летучим прикосновением прошла по моему беспорядочному костюму, едва слышно коснулась… Впрочем нет, она ничего не коснулась. Весь ужас был в том, что у меня даже не осталось ничего, чего могла бы, хоть с некоторым удовольствием, коснуться женская рука. Да, да, я сжался в комок, я съежился от стыда, и женщина поняла. Она сделала движение, как бы желая сесть… Но я не хотел признаться в поражении. Я не мог поверить тому, что страсть, только что столь необычная, могла покинуть меня бесповоротно. Я надеялся поцелуями вернуть ее прилив, я насильно разжимал, упрямо сжатые губы, вливаясь в них языком. Очевидно, я был ей просто противен. Я хотел приподняться, однако, ее руки не отпускали меня, они с силой пригнули мою голову, и подбородок прижался к овалу маленькой груди. Твердый, как кусочек резины, сосок вырвался из распахнувшейся блузки и я почувствовал опять прилив в застывших истомой икрах. Я целовал это темное острие с исступлением и жадностью и всю крохотную как яблоко грудь втягивал поцелуем в свой рот и чувствовал, как груди набухают, делаются полнее от томящего их желания. Рука женщины все более настойчиво отталкивала мою голову и, вдруг, я услышал приглушенный, с трудом прошедший через губы голос:

– Поцелуйте хоть меня.

То были первые слова, произнесенные ей за вечер. Мой рот потянулся к губам, яркая краска которых алела при слабом свете ночной лампочки. Но она с особой силой прижала мою голову к своей груди и толкала дальше вниз, а сама в быстром движении передвинула тело на скользкой подушке, и я опять услышал измененный, задыхающийся от нетерпения голос:

– Да нет, не в губы… Неужели вы не поняли? Поцелуйте меня там…

И я, действительно, едва понял. Конечно, я слышал о таких вещах. Немало анекдотов рассказывали об этом мои сотоварищи. Я даже знал имя одной французской кошечки. Но я никогда не представлял, чтобы это случилось в моей жизни. Руки женщины не давали мне времени на изумление – они впились коготками в кожу под волосами, ее тело поднималось все выше и выше, ноги разжались, приблизились к моему лицу, поглотили его в тесном объятии и, когда я сделал движение губами, чтобы захватить глоток воздуха, острый, нежный и обольстительный аромат опьянил меня. Мои руки сжали в судорожном объятии мальчишеский стан, и язык утонул в поцелуе бесконечном, сладострастном, заставляющем забыть все на свете. Больше не было стыда… Тонкий и острый аромат дышал у моего жадно раскрытого носа, мои губы впитывали в себя, тонули в непрерывном лобзании, томительном и восхитительном. Тело женщины изгибалось как лук, натягиваемый тугой тетивой, и влажный, жаркий тайник в бесчисленных поворотах все вновь приникал к моим поцелуям. Как будто живое существо, невидимый оживший цветок небывалой прелести, впитывал в себя все безумие страсти, неведомой мне в 26 лет. Я плакал от счастья. Мой рот, мои щеки были влажными. Возможно, что это были не слезы; мой язык плавал в блаженстве, и я содрогался от радости, чувствуя, что женщина готова замереть в судорогах последней истомы. Легкая рука опять, ласково опрашивая, пробежала по моему телу, на секунду задержалась на тягостно затвердевшей его части, сочувственно и любовно пожала бесполезно вздувшийся кусок кожи. Так, наверное, ласковая девочка прижимает ослабевшую оболочку шарика из которого вышел воздух. И эта дружеская рука сделала чудо. Это было буквально пробуждение из мертвых. Неожиданное и стремительное воскрешение Лазаря. Сперва чуть заметно тронулась его голова, потом слабое движение прошло по его телу, наливая его новой свежей кровью. Он вздрогнул, качнулся как будто бы от радости и слабости и вдруг встал во весь рост. Желание благодарно поцеловать исцелившую меня женщину переполнило мою грудь. Я сильно прижался щеками к бархатистой коже ножек, оставляя на них следы влаги, потом оторвался от ее источника. Ароматная теплота дохнула в лицо воскресшего лазаря, и жадный, нетерпеливый, мучительно сладострастный тайник поглотил его в свои недра. Наслаждение было мгновенно, как молния, и бесконечно, как вечность. Все силы моего ума и тела соединились в желании дать как можно больше радости полудетскому телу, сжавшему меня в своих объятиях. Ее руки сжимали мою шею, впивались ноготками в мои руки, касались волос, не забывая о прикосновениях более интимных и восхитительных. Не было места, которое не чувствовало бы этих прикосновений. Будто у нее вдруг стало несколько пар ног и рук. Я сам чувствовал невозможность выразить двумя руками всю степень нежности и страсти. В моменты, когда пальцы бродили по спелым яблокам налившихся грудок, мне было мучительно, что я не имею еще рук, чтобы ими прижать ближе к себе обнимавшие меня бедра. Я хотел бы как спрут иметь 8 пар рук, чтобы ими вмять в себя ее тело… Мгновение или вечность продолжались эти объятия, я так и не знал. Внезапно, обессиленные мы одновременно разжали объятия. Замирая от счастья и томления, я заснул рядом с ней почти мгновенно.

Разбудил меня осторожный шорох, как иногда в самой глубокой тишине может разбудить слабый скрежет мыши. Еще бессознательно я приоткрыл глаза и увидел, что женская фигура, наклонившись на корточках над полом, ищет что-то или желает прочесть при слабом свете. Рядом с ней никого не было. Я мгновенно приподнялся, но в этот миг раздался испуганный крик:

– Не смейте смотреть, я раздеваюсь, отвернитесь!

Мне трудно было удержаться от смеха. Эта неожиданная стыдливость после всего того, что произошло, была слишком забавна. Но я послушно закрыл глаза с чувством некоторого удовольствия, которое нам всегда доставляет мысль, что мы обладали женщиной, не слишком доступной и не лишенной стыдливости. И как только мои веки опустились, я снова почувствовал приступ непобедимой дремоты. Однако, женщина не дала мне уснуть, прежде чем я не ушел на свою постель. Я разделся, вымыл водой лицо и погрузился в неясную прелесть сновидений – ни одного из них не запомнилось мне. Мне врезался в сознание лишь последний… Мне грезилось, что ранним утром я лежу в постели у себя в комнате, где прошли мои детство и юность. Я сам еще юн, мне нет еще 17 лет, я только что проснулся и через опущенные веки чувствую, как сквозь прикрытые ставни солнечное золото врывается в комнату, и в сверкающих полосках пляшут серебристые пылинки. Крошечный ласковый котенок, играя, бегает по моему телу. Движения его бесшумны и осторожны, как будто он боится разбудить меня. Маленькие лапки приятно щекочут кожу. Вот он пробежал по ногам, остановился, как будто в раздумье, идти ли дальше или свернуться клубочком. Внезапно, во мне пробудилось сознание, и я увидел почти совсем освещенное купе. Поезд стоял. Женская мордочка, любопытная и смешная, как у котенка, приснившегося мне, смотрела на меня. Незнакомка, ведь я даже не знал ее имени, сидела на постели и, облокотившись на столик, разделявший наши диваны, наблюдала за мной. Теперь я мог, наконец, рассмотреть ее лицо. Оно было почти по-детски узко и розово. Может быть, свет зари придавал ему молодой и утренний блеск. Первые лучи солнца падали на короткие, как у красивого мальчика, волосы, дрожали в них тысячами искорок. А в глубоких глазах ее светилось мальчишеская шаловливость. Я проследил за направлением голубых глаз и почувствовал, что краснею. Мое одеяло было откинуто, смятое белье почти до пояса открывало тело. О, это было не совсем скромное зрелище. Совсем напротив… Но это зрелище не смущало мою соседку: ее рука как шаловливый котенок, пальцами царапала мои бедра и живот. Мгновенно сон покинул меня, она прочла это сразу по той искре, которая одновременно вспыхнула в моих глазах и дрогнула под ее рукой. Раздался мелодичный смех:

– Наконец-то! Можно ли быть таким соней?

Я хотел дотянуться к ней, но она предупредила мое желание:

– Не надо, я хочу к вам, – и быстро перебросила свое тело ко мне на диван.

Я остался лежать неподвижно. Она села в ногах, подобрала по-турецки ноги и с улыбкой смотрела мне в лицо. Острия полудетских грудей слабо виднелись сквозь тонкий батист рубашки, такой короткой, что она оставляла совсем открытыми ее ножки, блестящие коготки на них прижимались к полотну простыни. Круглые колени слегка приподнялись и безупречной чистоты линии вели от них к бедрам и к розовому мраморному животу. Там, где линии готовы были соединиться, на меня смотрел, разделяя их, большой удлиненный глаз. Он не был светел и смешлив, как глаза женщины. За густой тенью приподнятых ресниц его глубокий взгляд, как будто пристально и серьезно, смотрел мне прямо в глаза. Я не мог оторвать их от продолговатого, слегка расширенного разреза, из которого выглядывал неправильной формы зрачок. Казалось, что этот глубокий серьезный взгляд таинственно и неслышно дышит, чуть заметно сужая и расширяя веки, еще немного опухшие ото сна – это дыхание приоткрывало какую-то неведомую глубину, давала видеть самое сокровенное существо женской души… Да, да… Именно так, мне показалось, что сама душа женщины пристально и зовуще смотрит на меня, увеличивая собой красоту по-турецки скрещенных ножек. Этот настойчивый взгляд потрясал каждый нерв. По всем моим членам пробежала искра желания, и зажженный ее огнем светильник взвил перед женщиной огненный язык пылающего тела. Насытившись волнением, которое она читала в моих глазах, Елена, она уже после сказала как ее имя, сделала легкое движение, приподнялась на коленях, и мерцающий гипнотизирующий взгляд стал еще глубже, расширился нетерпеливым вниманием. Я ждал… Елена придвинулась ближе, ее круглые колени крепко и нежно обхватили мои бедра, и она стала медленно приподниматься, приближая свое тело. Каждый фибр трепетал во мне от предчувствия, и я знал, что через мгновение наступит наслаждение столь сильное, как испытанное несколько часов назад. Я почти ощущал уже, как душа погружается на дно так долго томившей меня страсти. Коснувшись зрачком той точки, которая жаждала погрузиться в ее глубину, Елена быстро опустилась ножками на обнаженное тело и стала гибким кошачьим движением приближаться ко мне. Не знаю, сколько времени продолжалась эта пытка блаженством. Как будто ни одной минуты тело женщины не оставалось неподвижным, и в то же время изгибы его были вкрадчивы и медленны, что, казалось, что я никогда больше не смогу увидеть взор, так долго томивший меня. Женщина приближалась ко мне, прижимая груди, плечи… все также обнимая меня коленями… И вдруг я ощутил у себя на губах густые шелковые ресницы, припухшие веки закрыли мой рот и розовый требовательный зрачок коснулся моего языка.

– О-о-о !!!

Теперь я не был безрассуден и нетерпелив, как ночью. Я уже умел рассчитывать силу и нежность своих ласк. Я знал, какие струны наиболее отзывчиво, пленительно и послушно отзываются на зов моей страсти, почти жестокой от невозможности найти себе утоление. Елена сжалилась надо мной. Внезапно ее тонкая талия надломилась, руки упали к моим коленям, мои бедра на мгновение ощутили упругость ее груди, и с невыразимым содроганием всего существа я почувствовал ответную ласку. Она была непередаваемо сладостной… Ножки Елены сжали мою голову, ее ноготки бессознательно царапали мои ноги, ее ротик ласкал вибрирующую от наслаждения кожу неисчислимым количеством поцелуев, легких, мгновенных и влажных. Теперь горячие влажные губы впились в мое тело, которое исчезло за их мягкой тканью так, что я почувствовал прикосновение острых зубов, чуть-чуть прижимавших при поцелуе напряженное тело… Я отвечал им с исступлением. Момент сильнейшего исступления приближался… Наконец, я не выдержал. Нежно, но сильно взяв ее за покатые плечи, я скользнул руками ей под мышки и через тонкий батист рубашки ощутил снова набухшие округлости ее грудок, вздымающихся часто прерываемым дыханием. Гладя приподнявшиеся соски, я осторожно начал ее тянуть к себе, ощущая как неохотно и медленно ее рот скользит по напряженности моего члена. Непередаваемое ощущение охватило меня, и, когда я почувствовал, что ее губы сомкнулись на пылающей головке, я опрокинул ее рядом со мной на диван. Она сдавленным голосом прошептала:

– Подожди, скинь все это…

Делом мгновения было освободить ее от сорочки. Ее ноги медленно согнулись в коленях и разошлись, показывая мне ненасытный, теперь уже с синевой, продолговатый глаз… Скинув с себя одежду, оперевшись коленями в скользкую подушку дивана между ее атласными бедрами и обхватив руками ее плечи, я стал вслепую, растягивая наслаждение, стараться ввести горящий от желания, переполненный взбунтовавшейся кровью факел в этот влажный, ждущий еще неизведанного наслаждения… Принимая мою игру, Елена, обхватив одной рукой мою шею и прижав мою грудь к своей детской, как спелое яблоко набухшей груди, свободной рукой взяв за головку члена, стала водить ей вдоль припухших век “глаза”, не пуская вглубь. Ее поцелуи осыпали мое лицо и грудь мелкими укусами, усиливая ощущения нетерпения и желания. Наконец, она дивным движением рта предложила мне свои тоже уже синеватые вздувшиеся губы, в которые я, не ожидая дальнейших приглашений впился проникающим до глубины женской души поцелуем, ощущая прохладные ее зубы и трепещущий язык, который старался протиснуться в мой рот. Одновременно с этим я почувствовал, как она медленно расслабила сдерживающую мой порыв руку и, скользя по моей коже, впустила меня в себя… Не знаю, сколько прошло времени. Тело женщины изгибалось в пароксизме страсти. Руки рвали полотно простыни… Вдруг она ослабла. Ее губы оторвались, ножки, судорожно сжимавшие мою спину, разжались, и ее безжизненное тело распростерлось подо мной. Я освободил ее от своей тяжести. Ее горячая щека лежала на моем плече. Не смотря на то, что я до конца испытал наслаждение, я все еще не был утомлен. Я хотел возобновить ласку, но ее умоляющий голос остановил меня:

– Нет, нет… Подожди, дай мне прийти в себя…

Медленно протекали минуты. Солнце поднялось над горизонтом, и шелк волос на теле женщины отливал золотом так близко, что дыхание шевелило их нити, на которых влага блестела, как роса на утренней заре. Елена приподняла голову и сейчас же откинулась назад, опять вытянув ножки. Уютная теплота во впадине под коленкой притянула мои губы. Это прикосновение пробудило Елену от ленивого утомления и покоя. Мелодичный смешок мешал ей выговорить:

– Ой, ой, не надо… Оставь меня, я боюсь… Ой, ой, не могу… Ха, ха, ха, ха… Пусти, я боюсь щекотки…

Слова путались со смехом. Она извивалась, сбивая в клубок простыни, касаясь моего лица то пушистым золотом волос, то нежным овалом коленок и розовым перламутром ноготков на небольших ступнях. Одним прыжком она снова очутилась у меня в ногах, оправила рубашку, и я понял, насколько она устала от той полноты утомления, которое она уже впитала.

– Еще нет, бедненький, тебя обидели, тебя забыли, – она говорила не со мной, она обращалась прямо к тому, кто смотрел ей в лицо взором, полным желания. – Прости миленький, прости глупенький… Иди ко мне… Вот так… Сюда…

Опять круглые коленки обхватили крепко мои бедра, красный язычок выглянул из маленькой, жадно раскрытой пасти. Жаркий зев ее приближался, наконец, к горящему перед ней светильнику. Влажное тело дышало около воспаленного его венчика. Я видел по лицу Елены, что она снова поддается опьянению…

Ноздри раздулись, полузакрытые глаза мерцали глубокой и почти бессознательной синевой. Рот приоткрылся, обнажая мелкий жемчуг зубов, сквозь которое чуть слышался шепот:

– Ну иди… Так… Теперь хорошо… Нет, не спеши…

Она не только звала, ее рука вела за собой, указывая путь, и не пускала дальше, удерживая в глубине своего тела часть моего тела, не давая ему совсем погрузиться в блаженство. Она вытянула ножки так, что они оказались у меня подмышками, и, откинувшись всем корпусом назад, села на мои согнутые колени. Я готов был закричать от боли, и в тоже время восторг острого наслаждения пронизал меня. Наверное, и Елена испытывала боль. Ей трудно было говорить:

– Подожди, подожди еще несколько секунд, это так восхитительно. Мне кажется, что я сейчас поднимусь на воздух.

И она делала движения, как бы стараясь приподняться, чтобы облегчить напряжение живой пружины, и снова откидывалась назад, испытывая облегчение. О, это были непередаваемые пытки страсти. Не знаю, смог бы ли я выдержать до конца, но в то время, когда Елена, опершись ладонями, приподнялась надо мной и, помедлив немного, собралась снова откинуться на мои колени, раздался лязг буферов, сильный толчок рванул поезд. Руки женщины не выдержали тяжести падающего тела, и она со всей силы опустилась ко мне, принимая до самых глубин мое жаждущее минуты последнего слияния тела. Ритм быстро идущего поезда удесятерял степень наших ласк, и эта последняя минута наступила… Елена заснула в моих объятиях розовая, нежная и обнаженная.

В Вильно поезд пришел около полудня. Я не нашел в себе сил расстаться с этой женщиной, так внезапно появившейся в моей жизни. Мысль о разлуке казалась мне нелепой. Все мои чувства, желания были пронизаны ею. Вожделение было непрерывно. Особенный приступ его я испытал, когда Елена, отдохнувшая и свежая, оделась, и я увидел ее в строгом черном платье и густой вуали глубокого траура. Контраст этого печального одеяния с теми минутами, каждую из которых еще помнили все клеточки моего тела, был так соблазнителен, что мне захотелось тут же в купе еще раз обладать ею. Но она резко отстранилась, как будто этот костюм напоминал ей нечто, тень чего не позволяла быть прежней. Меня охватил страх, что, может быть, в конце дороги окончена и наша близость. Я спросил:

– Мы остановимся вместе? Я бы очень хотел…

Мой страх был напрасен – она согласилась, и еще по дороге в гостиницу “Бристоль” на Георгиевской я мог убедиться, что она не хочет забывать о моем теле. Ее рука настойчиво укрылась под складки длинного френча. Я ощутил через двойную ткань одежды ее теплоту. Потом она стала осторожно устранять покровы, мешающие более интимным прикосновениям. Мы ехали в открытом автомобиле. Она сидела не слишком близко от меня. Узкий овал ее лица под густой вуалью был печален и строг. Ни один человек, глядя на нас, не мог заподозрить ничего похожего на самую малейшую вольность, и в то же время неумолимая рука гладила, сжимала, щекотала, играла моим телом, как забавной бесчувственной игрушкой. Не знаю, каково было выражение моего лица, когда мы вошли в вестибюль гостиницы. Наши тела сплелись, как только закрылась дверь за коридорным, принесшим наши вещи. Тотчас же, как только прошел порыв, охвативший меня, когда я вошел в номер, я осведомился по телефону, когда командующий фронтом может меня принять. Мне ответили, что он уехал на осмотр позиций под Ковно и вернется только на другой день. Таким образом, в нашем распоряжении была еще одна ночь, и я твердо решил, что с этой женщиной не расстанусь. Что я буду делать, как сложатся наши отношения, как скрывать от жены – ничто это не осознавалось мной с какой-либо ясностью. Я даже не знал, кто моя спутница. Ее траур давал надежду, что она вдова. Судя по тому, как она легко согласилась занять со мной одну комнату, общественное мнение ее не пугало и не могло служить препятствием к продолжению нашей связи, хотя остатки инстинктивной стыдливости, особенно милые в сочетании с совершенным бесстыдством, с которым она отдавалась мне, заставили ее долго не открывать мне, когда я вернулся из парикмахерской и постучал в дверь…

– Нет, нельзя, я не одета, – ответила она, и я услышал шум передвигаемых вещей.

Я настаивал, но она отказывалась открыть дверь сначала рассержено, почти испуганно, потом шутливо:

– Ни за что! Пожалуй, не надо добавлять, что, как только я был впущен в комнату, эта стыдливость стала не такой беспощадной.

Мы много бродили по городу. Зашли в старинный монастырь, блуждали по тенистым аллеям сада “Капулине” и даже совершили прогулку по быстрой Велме, текущей среди холмистых пестрых берегов… Наступил тихий и нежаркий июньский вечер, когда мы перед ужином снова зашли в “Бристоль”, чтобы немного передохнуть и переодеться. Нечего и говорить, что нам удалось только второе… Я был не в силах смотреть, как из под траурного платья обнажалось гибкое, розовое тело. Каждое движение его, уловленное моими глазами, немедленно передавалось безошибочными рефлексами по всему телу, сосредотачивая кровь и мускулы в одном, вновь и вновь пробуждающимся желании. Нет, нам не удалось отдохнуть эти полчаса, и в сиреневом сумраке вечера было заметно, какие глубокие, сладострастные тени легли под глазами Елены. Эти глаза мерцали, вспыхивая отблеском пережитого наслаждения, то потухали под тяжестью перенесенной усталости. Ее руки, ослабевшие от объятий, беспомощно повисли вдоль склоненного в непроходящей истоме тела. Заласканные мною колени сгибались лениво и бессильно. Маленькие ступни едва-едва влачились, и медленное их движение обвивало вдоль мальчишеских бедер тяжелый шелк ее платья. Когда я следил за его изгибами, мне казалось, что я вижу обнаженные точеные линии икр, ласкаю глазами уютные ямочки под коленями, созерцаю безукоризненный подъем бедеp, увенчанный, как ореолом, пучком чуть рыжеватых волос, над шелковым клубком которых вздымается розовый мрамор гладкой чаши ее девичьего живота. Мне казалось, что я погружаюсь взглядом в полную наслаждения глубину тайника, едва прикрытая дверь которого темнела, сжатая соединением из нежной стройности ножек. Но в то же время усталость все больше овладевала мной: она делала вялыми, ленивыми руки, сковывала движения ног и расслабляюще проходила по икрам. Я начинал опасаться повторения страшного и странного паралича, который так внезапно овладел мною накануне. Я хотел отказаться от наслаждения, так как дремота начинала окутывать меня. Я все еще мечтал о нежности объятий и трепетал от страха, что завтра, быть может, должен буду расстаться с Еленой…

Мы рано пришли домой в номер, поужинав у “Шамана”, где, на счастье, удалось получить несколько бутылок вина. Я выпил его почти один, так как Елена сделала лишь несколько глотков и больше не захотела пить:

– Ты не даешь мне прийти в себя, – шутливо отказалась она: – Я пьяна и без вина… Нет, теперь спать, – решительно отклонила она попытку объятий, когда мы вошли в комнату. – Я еле держусь на ногах.

Несколько быстрых движений, и она сбросила платье, которое пало к ее ногам, открывая как бы совсем новое существо. Не садясь, держась за спинку стула, она сняла чулки, высоко открыв белизну ножек, потянула за тесемки панталон, нетерпеливо пошевелив бедрами, от чего края батистового платья разошлись и сомкнулись, обнажив на мгновение кудрявый холмик. Как будто чужое, бешеное существо с невыносимой силой пыталось разорвать преграды, мешавшее ему снова наслаждаться этим зрелищем. Вся гордость моего мужского существа встала на дыбы. Я тоже встал. Елена через плечо насмешливо поглядела на меня, сбросила лифчик, осталась в одной рубашке и, подойдя к туалетному столику, стала умываться… Я следил за ней пожирающими глазами, сдерживать себя с каждой минутой становилось все труднее. Она подняла высоко над головой руки, потянулась кверху движением, от которого высоко поднялась рубашка над ямочками колен. Я замер в ожидании… Еще несколько движений, и снова блеснет… Как будто угадав мое желание, Елена засмеялась и, нагнувшись над чашкой, стала умываться, брызгая себе в лицо водой и вскрикивая от удовольствия. Ее торс округлился и приблизился, ее склоненное тело как бы предлагало себя моим прикосновениям. Я подошел к ней, дрожа от возбуждения. Слегка обернувшись, она смотрела на меня с улыбкой, в которой снова показалась знакомое мерцание страсти. Все мое существо напружинилось в одном желании. Я вплотную подошел к ней, задыхаясь от ярости, как убийца, готовый вонзить нож в тело своей жертвы. И я вонзил его! Я погрузил клинок во влажную горячую рану до последней глубины с таким неистовством, что Елена затрепетала: ее голова склонилась на руки, судорожно вцепившиеся мраморный столик, маленькие ступни оторвались от пола и обвились вокруг моих напряженных икр. Не знаю, чей стон, мой или ее, раздался заглушенный новым приливом наслаждения. Упоение, охватившее Елену, было мгновенным. Она безжизненно повисла на моих руках, ее ножки неуверенно, шатаясь, ступили на пол, и она, наверное, упала бы, если бы не удержала ее опора еще более страстная и крепкая.

– Подожди, я больше не могу, ради бога, отнеси меня на постель.

Я схватил ее на руки и перенес, как добычу. Пружины матраца заохали с жалобой обиды под тяжестью наших тел. Но Елена молила о пощаде… Прошло несколько радостных минут, прежде чем она позволила возобновить ласку. Ее ножки раскрылись, руки снова приобрели прежнюю гибкость, волна маленьких грудок высоко подняла твердые жемчужины сосков. Она опять хотела меня. Держа рукой ствол моей страсти, она передавала силы своей благородной страсти в пожатии длительном, чуть слышном и сердечном. Она любовалась:

– Подожди, дай посмотреть, как это красиво… Он похож на маленький факел, пылающий огнем. Я как будто чувствую как его пламя жжет опять внутри меня. Во так… Мне кажется…

Она лепетала, теряя сознание от вожделения:

– Дай поцеловать… Вот так… Мне кажется, что он передает поцелуй вглубь моего существа.

И вдруг она рассмеялась в восхищении своей мысли:

– Какой ты счастливый. Ты можешь ласкать самого себя. У меня была сестра на год старше меня. Мы садились утром на постели и изгибались, стараясь прикоснуться губами. Иногда мне казалось, что остается совсем немножко…

А потом мы ласкали друг друга. Она притянула меня к себе, закинув почти на шею ножки, впилась коготками в мой торс и я почувствовал, как упругие, словно маленькие комочки резины пятки, скользят, то поднимаясь, то вновь забираясь по моей спине.

– Еще, еще, – шептала она и я удесятерял ласки в стремлении дать ей полное блаженство, хотел погрузиться еще хотя бы на несколько миллиметров глубже в это тающее от сладострастия тело.

– Поцелуй меня, – попросила Елена, указывая на впадину, разделяющую вздымающиеся грудки. – Мне кажется, что он достает до этого места.

Снова наступил пароксизм страсти, неразделенной мною. Я уже не владел собой: прекратить ласку было свыше моих сил, хотя как будто не часть моего тела, а металлический неумолимый поршень с тупой жестокостью терзает распростертое тело женщины. Иногда в ней опять мгновенным огнем вспыхивала жизнь, но эти минуты были все короче: судорога упоения наступала все быстрее. Казалось, все мое тело обратилось в один, лишенный мысли и воли, орган сладострастия.

Я сам был измучен, задыхался, жаждал, чтобы поток влаги потушил наконец, жар, не дающий ни мне, ни Елене наслаждение. Она молила:

– Подожди, оставь меня. Я больше не могу, мне кажется, так можно умереть. Ведь это шестой раз…

Но я не мог, был не в силах оставить ее, хотя от боли она временами стонала. Наконец, почувствовав приближение минуты, когда по затылку начала растекаться теплая волна удовлетворения, я, прижимая к себе ее груди, впился зубами в ее губы. Она, помогая мне, вновь закинула на спину ножки и обхватила меня всего. Тело женщины извивалось подо мной, руки рвали полотно простыни, сильная волна наслаждения захлестнула меня так, что я на несколько секунд потерял сознание. Когда я очнулся, она вся ослабевшая лежала подо мной, губы ее оторвались, ножки разжались и она безжизненно закрыла глаза. Пружины матраца жалобно заскрипели, когда я освободил ее от своей тяжести, шатаясь пошел к умывальнику. Я плеснул воды себе в лицо, почувствовал, как холодные струйки текут мне за воротник, придавая мне бодрости и вливая новый запас сил. Когда я вернулся к Елене, она по прежнему лежала на спине с раскрытыми ножками. Правая рука ее безжизненно свисала с кровати. Я нежно взял эту белоснежную в сумерках руку и осторожно положил ей на грудь. Как ни странно, но не смотря на испытанное мной только что наслаждение, эта обнаженное тело вновь привлекло меня, я, почти не касаясь ее, как ветерок поцеловал ее слегка раскрытые губы. Елена открыла глаза, очевидно заметила, что я снова хочу ее. Она протянула руку к столику кровати, приподнялась и… Я едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Я испытал вдруг настоящее пламя тонкой кожи. Елена ухватила мой вновь оживший от ее близости член ладонью, наполненной одеколоном. Я был потрясен внезапной болью и повалился на смятые простыни, потеряв способность сознавать, что она хочет делать.

Склонившись надо мной, мальчишеской кудрявой головой, Елена дула на обнаженную кожу, и эта легкое дуновение давало необычайно нежное удовлетворение. Потом воспаленного места коснулись губы и влажный острый язычок, приникая к сухой коже и дразня бесконечной нежностью начал бродить по чутко вибрирующей живой струне. Ее руки бродили по моему телу почти не касаясь его. От ее вздрагивающих пальцев исходил ток все растущей страсти. Елена как будто передавала на расстояние всю силу, воспринятую у меня в час непрерывной ласки. Кончики ее пальцев излучали сладострастие, томление, разливающееся по всему телу. И когда эти пальцы прикасались к тугому, налившемуся клубку мускулов и кожи, я чувствовал, что минута освобождения приближается.

Прикосновение губ, языка длилось все чаще, все настойчивее и, наконец, они слились в одно неодолимое наслаждение – страстная предсмертная дрожь прошла по всему моему телу, стон вырвался из моего стиснутого рта. Густая, бурная волна взмыла и пролилась, впитываемая жадно приникшими губами Елены. Я видел, как по ее напряженному горлу прошел глубокий вздох, как будто она сделала глубокий сильный глоток. Я ослабел, теряя сознание от блаженства и бессилия. Елена нежно провела по моим мокрым, как у загнанной лошади, бокам, мурлыча что-то про себя, и тихонько улеглась рядом. Мне же пришлось встать, чтобы утолить жажду, пересохшего от пережитого волнения, горла. Я уже почти не помню, как я лег в постель рядом с ее замученным ласками телом и уснул. Сон был беспробуден и бесчувственен. Я открыл глаза только утром. Елены не было со мной. Я подумал сквозь сон, что, должно быть, еще не поздно и почти тотчас же снова погрузился в полузабытье. Неясные сновидения принесли мне смутные воспоминания наступления ласк, пережитых накануне. Тревожным и радостным волнением взмыла отдохнувшая кровь, и в тот же миг я услышал четкий стук женских каблучков и шелест платья, приближавшегося к двери моей комнаты. Сон покинул меня мгновенно. Я почувствовал, что пробуждаюсь отдохнувшим, полным бодрости и сил. Я приподнялся на локти и вытянул голову по направлению к двери, из которой должна была появиться Елена, ждал так напряженно, как…

Но нет, то была не она, шаги прошли мимо. Шелест платья раздался близко и затих в конце коридора. Это становилось страшным – отсутствие Елены продолжалось слишком долго. Какое-то неприятное и смутное предчувствие коснулось моего сознания. Я встал вдруг, не сознавая еще в чем дело, стал быстро одеваться. Платья Елены не было на кресле около кровати. Чемодан, в котором был приказ, торчал из под неплотно прикрытой дверцы платяного шкафа. В памяти моей мгновенно пронеслась едва освещенная фигура Елены, склонившаяся в темноте купе над моими вещами, ее испуганный голос: “Не сметь смотреть”. Ее отказ впустить меня в номер, когда я неожиданно быстро вернулся из парикмахерской. Чувствуя, как смертельный холод коснулся моих волос, я распахнул дверцу шкафа и увидел, что мой чемодан отомкнут. Приказ исчез. Сомнения быть не могло: эта женщина одурачила меня как мальчишку, достигнув своей цели. 26 лет достойной осмысленной жизни, семья, карьера, честь – все рушится в преисподнюю. Я чувствовал, что гибель стоит за моими плечами, но может быть больше, чем ужас перед ответственностью, заслуженного позора, страха, невыносимого стыда перед ответственностью, перед ответственностью за свою небрежность – меня мучила мысль, что для этой женщины я был не больше, чем случайным происшествием, которое ей пришлось пережить, чтобы достигнуть цели совершенно не связанной со мной. Она действительно играла мною, как котенок играет с мышью.

Меня переполняла злоба, и еще невыносимее было сознавать, что никогда больше глубокий, влажный, затененный шелковистой путаницей вьющихся ресниц, дышащий то суживаясь, то расширяясь сладострастный взгляд из под батиста рубашки не возникнет передо мной и не поразит ка

Месть (А. Н. Толстой) — Викитека

Месть

1

Февральский сильный ветер дул с моря, хлеща дождем и снегом вдоль улицы, лепил глаза, барабанил по верхам экипажей, забивал хлопьями огромные усы городовому, брызгал из кадок и надувал полосатую парусину на подъезде спортивного клуба барона Зелькена…

Придерживая полы раздувающейся шубы, прикрываясь воротником, в подъезд быстро вошел небольшого роста человек; сдерживая нетерпеливые движения, сдернул перчатки, сбросил великану швейцару шубу и, положив ладонь на пробор, вгляделся у зеркала в суженные свои зрачки; лицо его было нервное, худое, с небольшими усами и русой бородкой. Оглянув себя, поморщился…

— А вас, Александр Петрович, ждут… Барон уж три раза спускался сюда, — все не едете, — густым голосом сказал швейцар.

— Все в сборе?

— Только вас и дожидаем.

Александр Петрович Сивачев взбежал по красному ковру лестницы, на второй площадке потрогал сердце, нахмурился…

«Так нельзя, проиграю. — Он лениво опустил веки, поднялся еще на один пролет и нажал ручку тяжелой двери. — Ужели удача? Да, иначе быть не может, иначе…»

В длинном и низком зале спортивного клуба, громко разговаривая, ходили молодые люди в черных визитках, в студенческих сюртуках, в гимнастических фуфайках. Из конца в конец шнырял короткий и крючконосый барон Зелькен, блестя глазами подагрика и пломбами зубов. Все, и особенно Зелькен, были взволнованы: сегодня на пари в тридцать пять тысяч состязались князь Назаров и Сивачев.

Князь был богат; отец его, суконный фабрикант, купил в свое время в Италии титул и завещал сыну раз и навсегда показать, какие такие есть на свете князья Назаровы. Александр Сивачев жил, как уверяли друзья, «на проценты со своих долгов». Сегодняшнее пари было решающим для него: выигрывая его, он выигрывал жизнь. Проигрыш — гибель.

Князь, одетый в клетчатое, просторное, как мешок, платье, долговязый, с оттянутым подбородком, стоял поодаль у стены и лениво переминался, стараясь гримасами показать двум своим постоянным льстецам, Жоржу и Шурке, что они такие же свиньи, как и все люди вообще.

— В сущности это почти дуэль, — сказал Жорж.

— А не хотел бы я быть на месте Сивачева, — сказал Шурка.

— Он сам виноват, таких учат, — брезгливо ответил князь. На щеках у него выступили красные пятна, глаза забегали: в зал вошел Сивачев. Он извинился за опоздание и с улыбкой поклонился князю; тот торопливо ответил и, будто застыдясь торопливости, строптиво вздернул голову.

— Начинайте, начинайте, — заторопили все.

В конце залы на окованном и подбитом железом щите укреплена была мишень, отступя десять шагов, протянули на столбиках пеструю веревку; за зеленым столом сели судьи; барон, свернув жребии, тряс их в котиковой шапке.

— Господа участники, — сказал он взволнованно, — правила состязания следующие…

2

Год тому назад князь Назаров, сидя на Крестовском в кафешантане за бутылкой шампанского, отчаянно скучал. Постоянные компаньоны его, Жорж и Шурка, отсутствовали, женщины надоели, все насквозь было известно. Грызя миндаль, морща кислое лицо, он разглядывал безголосую «этуаль», прельстительно вертевшую подолом среди цветов на эстраде… «Стерва, — думал он, — раздеть ее в кабинете, да и вымазать горчицей, только и стоит».

Скверное настроение князя Назарова усугублялось еще и тем, что наверху, над столиком, где он сидел, за окном кабинета слышалось цыганское пение и порою такой громкий, раскатистый, веселый хохот, что князь невольно косился на плотно занавешенное окно. «Хамы, — думал он, — вот хамье…» Наконец он подозвал лакея и спросил:

— Кто там шумит?..

— А это, ваше сиятельство, господин Сивачев третий день бушуют и хор задерживают. Даже кровать приказали поставить. Ничего с ним не можем поделать…

— Какой Сивачев?.. Синий кирасир?..

— Так точно, ваше сиятельство…

Этот синий кирасир, Сивачев, не давал покою князю Назарову; он был адски шикарен, красив и, как никто, имел успех у женщин. Где бы князь ни появлялся — в кабаке, на скачках, в балете, на Морской в час гулянья, на Стрелке, — всюду поперек горла становился ему синий кирасир. За плечами его клубилась скандальная слава отчаянного кутилы, беззаботного игрока и обольстителя женщин… Все бы на свете отдал Назаров, чтобы так же, как этот наглец, проматывающий последние деньги, пройтись по крепкому морозу в распахнутой бобровой шинели, нагло звякая шпорами, небрежной улыбкой отвечая на взволнованные взгляды женщин… У князя распухала, печень при мысли о Сивачеве…

Сейчас, например, он видел, что взгляды всех сидевших в зале обращены на окна кабинета, где бушевал Сивачев. Князю нестерпимо захотелось попасть туда… Он даже засопел от возмущения, — а все-таки хотелось: только там, черт возьми, было весело…

Кончилось это тем, что он послал в кабинет записку, полную унижения и наглости. Сивачев должен был знать про миллионы князя Назарова. Нищий аристократишка, что бы там ни было, но согнется в три дуги. Несомненно! А все же у Назарова екало сердце от робости, и он до бешеного сердцебиения сердился на себя. Вышло так, как нельзя было и ожидать: штора на окне кабинета отогнулась резким движением, окно раскрылось, и в нем, облокотясь о подоконник, появился синий кирасир. Он был бледен, под глазами — круги, мундир расстегнут, шелковая сорочка помята, на шее, нежной, как у женщины, висела связка образков и ладанок. Он был так жутко красив и странен, что чей-то женск

Рассказ «Возмездие» – читать онлайн

Возмездие. Часть 1.  

Люди не ценят свою жизнь, пока не становится поздно…  

Это должно было случится. Я лежу в больничной палате и боль, медленно, но верно, пожирает меня. Мне 25, и я вел не лучшую жизнь: пьянки, гулянки и сигареты. Сигареты… Именно они стали причиной моей болезни. У меня рак лёгких, в неоперабильной стадии. Я доживал свои последние дни.  

– Можно? Это же палата номер 7? – сказала девушка, приоткрыв дверь.  

Я, растерянно, кивнул и осмотрел девушку. Довольно странно, девушка была вечернем платье, чёрного цвета. На вид ей было 25-28 лет. Бледная кожа, чёрные волосы, до плеч и голубые глаза. Я смотрел на неё и не понимал, что она тут забыла, ведь в палате, уже очень долгое время, лежал только я, один и больше никого.  

– Наверное, мне стоило явиться в чёрном плаще, с косой? Вы же так меня представляете? – с улыбкой произнесла она.  

Услышав эти слова мне стало страшно. Я вжался в свою кровать.  

– Ты – это смерть? Испугавшись, спросил я.  

Девушка широко раскрыла глаза и подошла ко мне.  

– Ну, не сама смерть, а, только жнец смерти, но сути дела эта не меняет. Я к тебе, – сказала она.  

На лбу выступил пот, от этих слов у меня всё, внутри, оборвалось. Конечно, я знал, что умру, но не был готов, прямо сейчас, так резко.  

– Не переживай, я не убивать тебя пришла. У меня есть предложение, – спокойно произнесла жнец.  

– Какое? Что значит «не убивать»? – вопросы посыпались в мою голову.  

– Мне нужен человек, который будет помогать мне, но это не простая работа, хотя тебе терять нечего, – произнесла она, садясь на стул, около кровати.  

Я посмотрел, с заинтересованным взглядом.  

– Есть люди, которые живут плохо и безнаказанно. Они совершают зло и думают, что ничего не будет им за это. Но ничего не вечно, когда плохой умирает, то говорят, что » бог наказал». И ты, будешь тем, кто их наказывает. Станешь, кем-то, вроде, Ангела – Возмездия. Что скажешь? – девушка встала со стула и протянула мне руку.  

Я задумался. Всё это было похоже на бред, умирающий мозг так шутит. А что если нет? Что мне терять? Отец умер, мама тоже, родных нет. Работа? Я прохожу интернатуру, в местной больнице. Девушки нет, а друзей мало.  

– Я согласен! – сказал я и пожал ей руку.  

– Это хорошо. Меня, кстати, зовут Кира, отдыхай, пока что, а я позже зайду, – с этими словами, Кира растворилась в воздухе.  

Дальше были три дня, как в бреду. Мне было плохо, то рвало, то я отключался, я думал, что становится хуже, но спустя время, все прошло.  

Ко мне зашёл глав врач, держа в руках заключение. Он был в шоке, рак исчез, никаких следов. Чудо – это единственное объяснение врачей.  

Я выписался, спустя неделю.  

****  

На улице было хорошо. Весна. Свежий воздух, как же прекрасно. Столько красок. Я просто гулял по городу, уже часов 8. От всего пережитого мне захотелось покурить.  

– Курение убивает, – услышал я, за спиной и повернулся.  

Сзади стояла Кира, держа в руках пачку сигарет. Она выглядела по-другому : чёрные кроссовки, синие джинсы, чёрная толстовка.  

Увидев ее я понял, что случай в больнице был правдой.  

– Ты готов? У меня есть первое задание, – сказала она, подойдя ближе.  

Я ничего и ответить не успел, как мы оказались на территории, какого-то заведения. Там был большой двор, и люди, в одинаковых одеждах.  

– Двор больницы, – подумал я, просебя.  

– Не бойся, они нас не видят, – сказала Кира.  

Я знал такие места, и сейчас, окончательно, стало ясно, что это психушка.  

– А вот и начало дела, – Кира указала на лавку, на которой сидел парень.  

Я посмотрел на него. Обычный: русые, короткие волосы, на вид лет 20, и одежда пациента, такого заведения.  

– Это Олег Титов, 2 года назад он попал сюда, хулиганы нанесли ему 8 ножевых ранений, а его девушку изнасиловали и убили, на его глазах. Теперь, он поехал крышей, – грустно произнесла Кира.  

– А я чем могу помочь? – растерянно произнёс я.  

– Ты – Возмездие, в тебе огромная сила! Ты можешь всё: телекинез, телепортация, пирокинез и тд. Людям тебя не убить! И ты должен наказать тех, кто это сделал. На свете много не справедливости, поэтому есть такие как ты, но их мало, и всех спасти не успевают, поэтому, иногда, разрешают завербовать новых, тебя, к примеру, – объяснила Кира.  

****  

Я шел, по парку, и думал о ее словах.  

Сзади я услышал шаги, а краем глаза заметил, две фигуры, быстро приближающиеся ко мне.  

– Эй, сигареты не будет? – из-за деревьев, мне на встречу, вышли три парня, гопники, точно. Самый главный подошёл ко мне, а те, что меня догоняли, остановились, в метре от меня, всего их было 5.  

– Не курю, – сказал я, смотрев на вожака.  

– Ну тогда мы сами найдём! – крикнул, с усмешкой, он и замахнулся кулаком, хотел ударить меня в лицо.  

Я остановил его руку, схватив ее своей, в сантиметрах 15, от моего лица. И раздался хруст. Вожак отошёл, крича от боли, из руки торчала кость и лилась кровь. Это был открытый перелом.  

Двое, что стояли у меня за спиной, схватили меня за плечи. Повернувшись к одному, я, ловким движением, вонзил в него свою руку, пробив грудную клетку, вытащил сердце. Затем, повернулся и сломал его другу шею.  

Вожак, всё ещё орал, держась за руку. Подойдя к нему, я, с лёгкостью, оторвал ему руку, которая была сломана, он взвыл и упал на землю, истекая кровью.  

Двое других бросились бежать, но я телепартировался, прямо к ним.  

Мне хватило взгляда, чтобы один отлетел в дерево. Другой, бросился бежать, в обратную сторону. Я вспомнил слова Киры, про пирокинез, сконцентрировался, и у меня в руке появился огненный шар. Я, с силой, кинул в гопника и он загорелся, как спичка.  

Тип, возле дерева, пришёл в себя. Из его, лысой, головы текла кровь. Я схватил камень и подбежал к нему. Продолжал бить, пока он не перестал издавать звуков.  

Я оглянулся: вожак, без руки, умер, от потери крови, ещё один, догорал, но уже не был жив.  

Все были мертвы.  

Где-то послышались сирены. Накинув капюшон я растворился.  

****  

– Фантазии, для первого раза, маловато, – сказала Кира.  

Мы стояли на крыше, не достроенного дома.  

– Полиция не нашли никаких следов. Это глухарь, ты молодец, – продолжила она.  

После всего, что было я достал сигарету и закурил. Я все ещё не верил в происходящие, но на душе была радость, ведь зло наказано.  

– Куришь? Ну кури, больше они тебя не убьют, а вот что по делу, так развивай свои силы, впереди у тебя ещё много всего, это пригодится, – задумчиво, с улыбкой, сказала Кира, смотря на восход.

Александр Блок — Возмездие. Первая редакция поэмы (Варшавская поэма): читать стих, текст стихотворения полностью

Посвящается сестре моей Ангелине Блок

1
Жандармы, рельсы, фонари,
Жаргон и пейсы вековые…
И вот — в лучах больной зари
Задворки польские России…
Здесь всё, что было, всё, что есть,
Все дышит ядами химеры;
Коперник сам лелеет месть,
Склонясь на обод полой сферы…
Месть, месть — в холодном чугуне
Звенит, как эхо, над Варшавой,
То Пан-Мороз на злом коне
Бряцает шпорою кровавой…
Вот — оттепель: блеснет живей
Край неба желтизной ленивой,
И очи панн чертят смелей
Свой круг — ласкательный и льстивый.
Всё, что на небе, на земле,
Повито злобой и печалью…
Лишь рельс в Европу в черной мгле
Поблескивает верной сталью.
2
Отец лежал в «Аллее роз»,
Уже с усталостью не споря.
А поезд мчал меня в мороз
От берегов родного моря.
Вошел я. «В пять он умер. Там», —
Сказал поляк с любезной миной.
Отец в гробу был сух и прям.
Был нос прямой — а стал орлиный.
Был жалок этот смятый одр,
И в комнате чужой и тесной
Мертвец, собравшийся на смотр,
Спокойный, желтый; бессловесный.
Застывший в мертвой красоте,
Казалось, он забыл обиды:
Он улыбался суете
Чужой военной панихиды.
Но я успел в лице признать
Печать отверженных? скитальцев
(Когда кольцо с холодных пальцев
Мне сторож помогал снимать).
3
Да, я любил отца в те дни
Впервой и, может быть, в последний…
В толпе затеплились огни
Вослед за скучною обедней…
И чернь старалась как могла;
Над гробом говорили речи;
Цветами дама убрала
Его приподнятые плечи.
Потом — от головы до ног
Свинцом спаяли ребра гроба
(Чтоб он, воскреснув, встать не мог, —
Покойный слыл за юдофоба).
От паперти казенной прочь
Тащили гроб, давя друг друга.
Бесснежная визжала вьюга
Злой день сменяла злая ночь.
4
Тогда мы встретились с тобой.
Я был больной, с душою ржавой…
Сестра, сужденная судьбой,
Весь мир казался мне Варшавой!
Я помню: днем я был «поэт»,
А ночью (призрак жизни вольной?)
Над черной Вислой — черный бред?
Как скучно, холодно и больно!
Лишь ты напоминала мне
Своей волнующей тревогой
О том, что мир — жилище бога,
О холоде и об огне.
5
Мы шли за гробом по пятам
Из города в пустое поле
Но незнакомым площадям.
Кладбище называлось: «Воля».
Да, песнь о воле слышим мы, —
Когда могильщик бьет лопатой
По глыбам глины желтоватой;
Когда откроют дверь тюрьмы;
Когда мы изменяем женам,
А жены — нам; когда, узнав
О поруганьи чьих-то прав,
Грозим министрам и законам
Из запертых на ключ квартир;
Когда проценты с капитала
Освободят от идеала, Когда…
На кладбище был мир,
И впрямь пахнуло чем-то вольным;
Кончалась скука похорон.
Здесь радостный галдеж ворон
Сливался с гулом колокольным.
Как пусты ни были сердца,
Все знали: эта жизнь сгорела.
И солнце тихо посмотрело
В могилу бедную отца…
6
Отца я никогда но знал.
А он — от первых лет сознанья —
В душе ребенка оставлял
Тяжелые воспоминанья.
Мы жили в разных городах,
Встречались редко и случайно.
Он был мне чужд во всех путях
(Быть может, кроме самых тайных).
Его циничный тяжкий ум
Внушал тоску и мысли злые
(Тогда я сам был полон дум,
И думы были молодые).
И только добрый, льстивый взор,
Бывало брошенный украдкой
Сквозь отвлеченный разговор,
Был мне тревожною загадкой.
Ходил он посидеть, как гость,
Согбенный, с красными кругами
Вкруг глаз. За вялыми словами
Нередко шевелилась злость.
А мне его бывало жаль…
И он, как я, ведь принял с детства
Флобера странное наследство —
Education sentimentale.
7
Правдивы вы — и без прикрас,
Стихи печальные поэмы! —
Да, нас немного. Помним все мы,
Как зло обманывали пас.
Мы, современные поэты,
О вас, от вас мы плачем вновь,
Храня священную любовь,
Твердя старинные обеты!
Пусть будет прост и скуден храм,
Где небо кроют мглою бесы,
Где слышен хохот желтой прессы,
Жаргон газет и визг реклам,
Где под личиной провокаций
Скрывается больной цинизм,
Где торжествует нигилизм —
Бесполый спутник «стилизаций»,
Где «Новым временем» смердит,
Где хамство с каждым годом — пуще,
Где полновластны, вездесущи
Лишь офицер, жандарм — и жид,
Где память вечную Толстого
Стремится омрачить жена…
Прочь, прочь! — Душа живя — она
Полна предчувствием иного!
Поют подземные струи,
Мерцают трепетные светы…
Попомни Тютчева заветы:
«Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои».
8
Пусть зреет гнев. Пускай уста
Поэтов не узнают мира. —
Мы в дом вошли. Была пуста
Сырая, грязная квартира;
Привыкли чудаком считать
Отца; на то имели право;
На всем покоилась печать
Его тоскующего нрава;
Он был профессор и декан;
Жил одиноко, мрачно, странно;
Ходил в дешевый ресторан
Поесть. На площади туманной
Его встречали: он бочком
Шел быстро, точно пес голодный,
В шубенке старой и холодной
С истрепанным воротником;
И видели его сидевшим
На улице, на груде шпал;
Здесь он нередко отдыхал,
Согнувшись, с взглядом опустевшем.
Он понемногу «свел на нет»
Всё, что мы в жизни ценим строго;
Не освежалась много лет
Его убогая берлога:
На мебели, на грудах книг
Пыль стлалась серыми слоями;
Здесь в шубе он сидеть привык
И печку не топил годами;
Он всё берег и в кучу нес:
Бумажки, лоскутки материй,
Листочки, корки хлеба, перья
В коробках из-под папирос,
Белья нестиранного груду,
Портреты, письма дам, родных,
И даже то о чем в своих
Стихах рассказывать не буду…
И наконец — убогий свет
Варшавский падал на киоты
И на повестки и отчеты
«Духовно-нравственных бесед»;
Так с жизнью счет сводя печальный,
И попирая юный пыл,
Сей Фауст, когда-то радикальный,
«Правел», слабел… и всё забыл;
Ведь жизнь уже не жгла — томила,
И равнозначны стали в ней
Слова: «свобода» и «еврей»…
Лишь музыка — одна будила
До смерти вольную мечту;
Брюзжащие смолкали речи;
Хлам превращался в красоту;
Прямились сгорбленные плечи;
С нежданной силой пел рояль,
Будя неслыханные звуки:
Проклятия страстей и скуки,
Стыд, горе, светлую печаль…
И наконец — чахотку злую
Своею волей нажил он,
И слег в лечебницу плохую
Сей современный Гарпагон.
9
Страна под бременем обид,
Под гнетом чуждого насилья,
Как ангел, опускает крылья,
Как женщина, теряет стыд.
Скудеет национальный гений,
И голоса не подает,
Не в силах сбросить ига лени,
В полях затерянный народ,
И лишь о сыне-ренегате
Всю ночь безумно плачет мать,
Да шлет отец врагам — проклятье
(Ведь старым нечего терять)…
А сын — он изменил отчизне,
Он жадно пьет с врагом вино…
И ветер ломится в окно,
Взывая к совести и к жизни…
10
Не так же ль и тебя, Варшава,
Столица древних поляков,
Дремать принудила орава
Военных русских пошляков?
Здесь жизнь скрывается в подпольи;
Молчат магнатские дворцы;
Лишь Пан-Мороз — во все концы
Свирепо рыщет на раздольи;
Неистово взлетит над вами
Его седая голова,
Иль откидные рукава
Взмахнутся бурей над домами, —
Иль конь заржет — и звоном струн
Ответит телеграфный провод,
Иль вздернет Пан взбешенный повод —
И четко повторит чугун
Удары мерзлого копыта
Но опустелой мостовой?
И вновь, поникнув головой,
Безмолвен Пан, тоской убитый…
11
Когда ты загнан и забит
Людьми, заботой иль тоскою;
Когда под гробовой доскою
Всё, что тебя пленяло, спит;
Когда по городской пустыне,
Отчаявшийся и больной,
Ты возвращаешься домой,
И тяжелит ресницы иней, —
Тогда — остановись на миг
Послушать тишину ночную:
Постигнешь слухом жизнь иную,
Которой днем ты не постиг;
По-новому окинешь взглядом
Даль снежных улиц, дым костра,
Ночь, тихо ждущую утра
Над белым, запушённым садом,
И небо — книгу между книг…
Найдешь в душе опустошенной
Ты образ матери склоненной,
И в этот несравненный миг —
Узоры на стекле фонарном,
Мороз, оледенивший кровь,
Свою холодную любовь —
Всё примешь сердцем благодарным,
И всё благословишь тогда,
Поняв, что жизнь — безмерно боле,
Чем «quantum satis» Бранда воли,
А мир — свободен, как всегда.
12
Отец! Ты знал иных мгновений
Незабываемую власть!
Недаром в скуку, смрад и страсть
Твоей души — какой-то гений
Печальный проникал порой:
Твои озлобленные руки
Будили Рубинштейна звуки,
Ты ведал холод за спиной,
И, может быть, в преданьях темных
Твоей души, в глуши, впотьмах —
Хранилась память глаз огромных
И крыл, изломанных в горах…
В ком смутно брежжит память эта,
Тот странен и с людьми не схож:
Всю жизнь его — уже поэта
Священная объемлет дрожь,
Бывает глух, и слеп, и нем он,
В нем почивает некий бог,
Его опустошает Демон,
Над коим Врубель изнемог!
Его прозрения глубоки,
Но их глушит ночная тьма,
И в снах холодных и жестоких
Он видит «горе от ума»…
13
Тебе, читатель, надоело,
Что я тяну вступленья нить,
Но знай — иду я к цели смело,
Чтоб истину установить.
Кто б ни был ты, — среди обедов,
Или храня служебный пыл,
Ты, может быть, совсем забыл,
Что был чиновник Грибоедов,
Что службы долг не помешал
Ему увидеть в сне тревожном
Бред Чацкого о невозможном,
И Фамусова шумный бал,
И Лизы пухленькие губки…
И — завершенье всех чудес —
Ты, Софья… Вестница небес,
Или бесенок мелкий в юбке?.
Я слышу возмущенный крик:
«Кто ж Грибоедова не знает?» —
«Вы, вы!» — Довольно. Умолкает
Мой сатирический язык, —
Читали вы «Милльон терзаний»,
Смотрели «Горе от ума»…
В умах — всё сон полусознаний, —
В сердцах — всё та же полутьма…
«Твой Врубель — кто?» — отвсюду разом
Кричат… Кто Врубель? — На, лови!..
(О, господи благослови…)
Он был… печерским богомазом.
Пожалуй, так собьюсь с пути —
Всё объясняю да толкую…
Ты пропусти главу-другую,
А впрочем (бог тебе прости)…
Хоть всю поэму пропусти.
14
С тобою связь я стал терять,
Читатель, уходя в раздумья,
Я голосу благоразумья
Давно уж перестал внимать…
Передо мной открылись бездны…
И вдруг — припоминаю я:
Что, если ты — колпак уездный,
Иль, скажем, ревностный судья?..
Иль даже чином много выше?
Я твой не оскорблю устав:
С пучком своих четверостиший
На землю вновь лечу стремглав…
Эй, шибче! Пользуясь моментом,
(Чтоб ты меня не обзывал
«Кривлякою» и «декадентом»),
Зову тебя к себе на бал!
Знакомьтесь: девушка из скромных —
Она тебя не оскорбит,
Застенчивость, и даже стыд,
Горят во взорах Музы томных,
С ней смело танец начинай…
А если ты отец семейства, —
Эй, Муза! чур, без чародейства,
Кокетничай, да меру знай!
Читатель! Веселее! С богом!
Не раскисай хоть на балу!
Не то опять высоким слогом
Я придушу тебя в углу!
Она — ты думал — неуклюжа,
И неречиста, и скучна?
Нет, погоди, мой друг! Она
Сведет с ума любого мужа,
Заставит дуться многих жен,
Пройдясь с тобой в мазурке польской,
Сверкнув тебе улыбкой скользкой…
(А ты, поди — уже влюблен!)
«Я вас люблю — и вы поверьте!»
(Мой бог! Когда от скромных дев
Вы этот слышали запев?)
Смотри! Завертит хоть до смерти,
Сдавайся! С Музою моей
Ты ждал не этого, признаться?
И вдруг — так страшно запыхаться?..
Приляг же, отдохни скорей,
И больше не читай поэмы!
Негодница! Что скажет свет?
Подсовывать такие темы
Читателю почтенных лет?
Прочь с глаз! С такими я не знаюсь!
Ступай, откудова пришла! —
Тебя плясунья провела,
Читатель! Так и быть, признаюсь:
Повеселить тебя я рад,
Ища с плясуньями союза,
Но у меня — другая Муза,
А эту — взял я напрокат.
Январь 1911

[комментарии 1]

Наброски продолжения второй главы

24 января 1921
К чему мечтою беспокойной
Опережать событий строй?
Зачем в порядок мира стройный
Вводить свой голос бредовой?
В твои……. сцепленные зубы,
Пегас, протисну удила,
И если ты, заслышав трубы,
На звук помчишься, как стрела,
Тебе исполосую спину
Моим узорчатым хлыстом,
Тебя я навзничь опрокину,
Рот окровавив мундштуком,
И встанешь ты, дрожа всем телом,
Дымясь, кося свои умный глаз
На победителя…….
Смирителя твоих проказ…
Пойдешь туда, куда мне надо,
Грызя и пеня удила,
Пока вечерняя прохлада
Меня на отдых отвела…
Смирись, и воле человека
Покорствуй, буйная мечта…
Сошли туман и темнота.
Настал блаженный вечер века.
Кончался век, не разрешив
Своих мучительных загадок,
Грозу и бурю затаив
Среди широких … складок
Туманного плаща времен.
Зарыты в землю бунтари,
Их голос заглушён на время.
Вооруженный мир, как бремя,
Несут безропотно цари.
И Крупп, несущий мир всем странам,
(Священный) страж святых могил,
Полнеба чадом и туманом
Над всей Европой закоптил.
И в русской хате деревенской
Сверчок, как прежде, затрещал.
В то время земли пустовали
Дворянские — и маклаки
Их за бесценок продавали,
Но начисто свели лески.
И старики, не прозревая
Грядущих бедствий
За грош купили угол рая
Неподалеку от Москвы.
Огромный тополь серебр

Отложенное возмездие — Posmotre.li

TV Tropes Для англоязычных и желающих ещё глубже ознакомиться с темой в проекте TV Tropes есть статья Sins of Our Fathers. Вы также можете помочь нашему проекту и перенести ценную информацию оттуда в эту статью.

«	Счастливы будут ты и твои дети, но не дети твоих детей.	»
— ответ Пифии коринфскому тирану Кипселу

«	Наши деды ели виноград, а у нас оскомина.	»
— Библия

Казалось бы, злодей избежал возмездия и умер в своей постели счастливым окружённый своими детьми и внуками. Казалось бы зло останется безнаказанным? Ан нет, возмездие понесут его дети или внуки или правнуки.

После его смерти может вспыхнуть восстание, а может и не вспыхнуть, а просто прихлебатели у его трона захотят взять власть в свои руки и начнут уничтожать его наследников. Возможен и вариант, что наследнику удастся удержать власть в своих руках, так что он тоже умрёт в своей постели окружённый своими детьми и внуками, а возмездие свершится уже после его смерти. Возможен также вариант, когда наследник или наследник оказался слишком мягкосердечным, чтобы удержать в повиновении тех кто привык к жёсткой руке, педаль в пол — когда наследник вообще-то не злой, а то и вовсе добрый, но именно ему приходится расплачиваться за всё накопленное зло.

Мифология и фольклор[править]

• Библия же! За единственный нарушенный двумя людьми запрет не есть плод с древа познания вечное проклятье пало вообще на всю жизнь на Земле, включая не только всех потомков Адама и Евы, но и все виды животных, которые были ну совсем ни при чем (плюс отдельного дополнительного проклятия удостоились змеи). Сами Адам и Ева, конечно, были изгнаны из рая, но все же прожили порядка тысячи лет, в отличие от своих потомков. Вот такой он, добрый и справедливый Яхве.
  • За неподобающее поведение Хама по отношению к Ною был проклят не сам Хам, а его сын Ханаан, обреченный быть рабом детям остальных братьев.
• Легенда о Лэмбтоновском Черве: после победы над оборзевшим змием молодому Джону Лэмбтону (кстати, вызвавшему этого гада своим безбожным поведением) надлежало зарубить мечом первого, кто выйдет к нему навстречу. Иначе семь поколений рода Лэмбтонов умрут не своей смертью. Специально для этой цели слуги собирались выпустить любимого пса сэра Джона, но на радостях первым к победителю выбежал обрадованный папа. Джон решил, что в таком случае не грех и сжульничать, и зарубил таки собачку. После чего все его потомки до седьмого колена действительно погибали не своей смертью.

Театр[править]

• «Дорога без возврата», по мотивам «Ведьмака» Анджея Сапковского. Убийцы Лары Доррен аэп Шиадаль и Крегеннана из Леда получили на прощание пророчество (надо сказать, здесь смесь пророчества Лары и Крегеннана и куда более известного пророчества Итлины):

«	Лара: Дочь наша подрастет, взрастив кровавой мести На древе жизни сочные плоды. Утонет мир в крови, предательстве и лести Брат брату не подаст глотка воды. Крегеннан: Час ледяного хлада, час презренья, Кровавой дани, ледяной пурги, Из первых будет жить лишь тот, кто без сомненья За Ласточкой пройдет в земном пути. Лара, Крегеннан: Ребёнок Ласточки смешает все колоды, Фигуры вычурные сбросит со стола, Падут династии, границы и народы, Империи в презренья час сгорят дотла.	»
— Дорога без возврата

Литература[править]

Русскоязычная[править]

• «Упырь» Алексея Толстого: согласно старинной поэме «Как филин поймал летучую мышь…», род Сугробиных идет от женщины (балканской аристократки Марфы Островичевой), впустившей головорезов своего любовника — рыцаря по имени Амвросий Телара, в замок мужа. Заколотый муж успевает выдать такое проклятие:

«	Над Марфой проклятие мужа гремит, Он проклял ее, умирая: «Чтоб сгинула ты и чтоб сгинул твой род, Сто раз я тебя проклинаю! Пусть вечно иссякнет меж вами любовь, Пусть бабушка внучкину высосет кровь! И род твой проклятье мое да гнетет, И места ему да не станет Дотоль, пока замуж портрет не пойдет, Невеста из гроба не встанет И, череп разбивши, не ляжет в крови Последняя жертва преступной любви!»	»
— «Как филин поймал летучую мышь…»

Хотя подлинность происходивших в повести событий остается под сомнением, все как будто складывается в полном соответствии с предсказанием.

• «Хроники странного королевства»: оба проклятия Кендара Завоевателя не причинили никакого вреда ему самому, но хорошенько проехались по его детям. Первое просто и без затей убило большую часть семьи. Второе — превратило его сына и внука в бесчувственных выродков, да еще и способствовало их вступлению на престол. Вот как опасно бросать практикующую ведьму…
  • Артуро Сан-Барреда пытается косплеить сабж после приведения доказательств преступлений его отца (включая повешение беременной женщины). Неудачно, ибо Артуро сам та еще скотина.
• «Отблески Этерны» — круче всех отжег Ринальди Ракан, которого неправым судом судил брат Эридани. Вместо того, чтобы проклясть непосредственного виновника своих несчастий, он зачем-то проклял последнего в роду своего брата: «… Пусть твоё последнее отродье четырежды пройдёт то, что по твоей милости прохожу я!» Ай, молодца!
  • По неподтвержденным автором данным проклятье пало не только на потомков Эридани, но также зацепило и потомков всех, участвующих в суде. Это уж получается «Ай, молодца!» даже не в кубе, а в, Леворукий знает, какой степени, потому что в суде участвовали все эории, то бишь хранители Кэртианы.
• «Двум смертям не бывать» Н. Шнейдер — благородный рыцарь, подавляя очередное крестьянское восстание, отказался помиловать одного из мятежников (кстати, своего бастарда). В отместку мать казнённого прокляла рыцаря и его род: в девяти поколениях потомков сыноубийцы никто из мужчин не доживает до 22 лет — именно столько было убитому. Род в итоге держится лишь на женщинах и внебрачных детях: на них проклятие не распространяется, но стоит только кому-то из членов рода признать своего бастарда и дать ему статус законного сына — и тот тоже не доживает до 22.
• Волкодав — сотни лет назад купец сбил повозкой играющего на дороге ребенка, и уехал, не оглянувшись. И с тех пор мать погибшего мальчика, Каттим, бродит живым мертвецом, ища убийцу, чтобы отомстить, не сознавая, что убийца-то давно сам умер, и расплачиваться придется невиновному потомку. И ведь нашла-таки!
  • А Всадник и вовсе топит встречные корабли без всякой системы, без конкретного адресата, просто потому что попались на пути. Хоть некоторых людей и может отпустить живыми.
• С. Лукьяненко, «Атомный сон» — система запуска ракет, которая должна сработать через много лет после начала войны, нанеся ядерный удар по вероятному (на момент создания системы) противнику, так и называется — «Отложенное возмездие». Система абсолютно автономна и так хорошо защищена, что отключить ее можно только ценой своей жизни. О том, что начать войну может какая-то третья сторона и в итоге ядерными фугасами закидают не того, создатели системы не подумали. Также отложенным возмездием называется символ, который дракон вырезает на лице человека, чтобы в итоге его убил другой встреченный им дракон.

На других языках[править]

• «Песнь о Нибелунгах» — Кримхильда долго осуществляла план, чтобы отомстить Хагену за смерть мужа.
• А. Дюма, «Граф Монте-Кристо» — с фитильком: характеризуя свои намерения цитатой из священного писания «Вина отцов падет на их детей до третьего и четвертого колена», в реальности граф оказывается не столь кровожадным. Сына Фернана он собирается убить на дуэли — но не убивает, идею отравить дочку Вильфора её мачехе подаёт — но потом сам же защищает девушку от яда, узнав, что в неё влюблён Моррель-младший. А вот младшему сыну Вильфора не повезло, хоть его-то смерти Монте-Кристо как раз и не желал.
• Родовое проклятие — классический элемент готического романа. Ну и произведений, так или иначе воспроизводящих его антураж, например — «Собаки Баскервилей». Хотя здесь оно в итоге получает вполне материалистическое объяснение, но это касается лишь сэра Чарльза и сэра Генри. Что послужило причиной более ранних загадочных смертей в роду Баскервилей, упоминаемых в манускрипте, так и остается неизвестным. Впрочем, во всём цикле о Холмсе на вопросы даются рациональные ответы, так что наверняка все Баскервили помирали от земных причин.
  • Точнее — в манускрипте рассказывается о смерти злодея Хуго Баскервиля. А после него осталась лишь вера в проклятие — но нет ни единого упоминания о смертях других членов семьи. Между Хуго в 17-м веке и Чарльзом в конце 19-го нет никаких странных смертей, связанных с собакой. Во всяком случае, в тексте повести.
• Сильмариллион: Нолдор же! Феанор в приступе жажды вселенской справедливости натворил дел, после чего почти сразу же погиб, а его потомки и сопричастные расхлебывали последствия тысячелетиями (!). Точнее, собственно дом Феанора после Первой эпохи (длившейся столетия, а не тысячелетия) в основном отмучился, остался один-единственный внук Келебримбор (но у внука были свои тараканы в голове, типа «А чем я хуже дедушки?»). А вот все прочие нолдор — они и впрямь расхлёбывали последствия до самого конца Третьей Эпохи.
• Владимир Короткевич, «Дикая охота короля Стаха» — поднявший восстание крестьянский король Стах убит своим товарищем во время охоты. Перед смертью проклял убийцу «до двадцатого колена» (в русском переводе — до двенадцатого). Древнюю легенду решил использовать шляхтич (причем прямой потомок пособника убийцы!), живший неподалеку от поместья последней из рода Яновских, проклятого Дикой Охотой…
  • По сути, сюжет «Собаки Баскервилей», но Короткевич давит педаль в пол: вместо суперпрофи Шерлока Холмса — случайно попавший на место событий молодой этнограф, а вместо одного Стэплтона с собакой — целая банда отморозков!
• С. Лем, «Сказка о трёх машинах-рассказчицах короля Гениалона» — зигзаг. Малапуция Хавоса, философа с планеты Легария, современники почитали, а вот у потомков, на собственной шкуре узнавших, какой армагеддец настанет, если воплотить в жизнь утопические идеи, отношение к почившему три века назад мудрецу изменилось настолько, что группа учёных, организовав орден воскресенцев-молотобойцев, ежевечерне поднимает Хавоса из гроба — чтобы вогнать обратно. И да, соседний троп тут ни при чём: как выясняет случайно ставший свидетелем экзекуции конструктор Трурль, «благодетель Легарии» и в загробной жизни не оставил мечтаний окончательно и бесповоротно осчастливить своих земляков.

Телесериалы[править]

• «Звёздный путь» — клингоны следуют этому правилу. Когда малолетний Торал, сын Дураса, попадает в руки Ворфа, Курна и других положительных клингонов, то Курн отдаёт честь убийства врага Ворфу (особенно из-за того, что Дурас убил возлюбленную Ворфа, да и отец Дураса был предателем и виновен в гибели их родителей, а тётки Торала пытались узурпировать власть), однако Ворф (проживший почти всю жизнь среди людей) отказывается и не даёт Курну нанести удар. Позже, когда это Ворфу аукнется, то его откровенно называют трусом и дураком за то, что не убил Торала когда мог.
• «Ералаш» — в серии «Месть Курочкина» мальчик записывает в тетрадь всё, что с ним делает один школьный хулиган, и планирует в будущем записаться в секции карате, кунг-фу и айкидо и накачать мышцы, чтобы отомстить ему за всё.

Комиксы[править]

• Супермен — у генерала Зода был давний счёт с Джор-Элом. Но когда он наконец освободился из Фантомной зоны, то узнал о гибели Криптона и Джор-Эла. Но, к его радости, его сын Кал-Эл всё ещё жив. Так что «На колени перед Зодом, сын Джор-Эла!»

Аниме и манга[править]

• «One Piece»: ситуация с доном Чинджао — пример на грани пародии. Когда Гарп в прошлом побил дона, вбив ему обратно в череп знаменитую «шишку»-рог, то не только унизил его, но еще и лишил возможности достать сокровища из-под ледника (да, он колол лед головой). «Безрогий» Чинджао хочет отыграться на внуке Гарпа Луффи и между делом заявляет, что если бы раньше узнал о происхождении Драгона (сына Гарпа), то попросту не дал бы главному герою родиться. Получив по башке и отрастив в результате новый рог, буйный дед поутих и больше не угрожал Луффи. Зато потом, попав в ловушку Дофламинго… тоже обещал «мстить внукам» обидчика (у которого и детей-то еще нет). А когда Чинджао повздорил с внуком, и тот свернул ему новый рог набок, ехидные фанаты дружно представили, как злопамятный старик теперь будет мстить своим… ПРАПРАВНУКАМ. В итоге только порадовался что «смена растёт».
• «Основатель Тёмного пути» — Чан Цыань, очень зло пошутивший над маленьким мальчиком, вряд ли даже вспомнил об этом, умирая… а вот его наследник и клан за эту шутку поплатились очень жестоко. Особенно наследник (хотя ему, по-большому счёту, пришлось расплачиваться за делишки уже самого Сюэ Яна, которые тот в своём воображении не мудрствуя лукаво скинул на него).

Видеоигры[править]

• Final Fantasy XV — сокрушительно возмездие Ардина роду Люцисов Кэлумов и королевству Люцис по своей отложенности пробивает педалью земную твердь. Хотя, справедливости ради, если бы не Бесития, то его бы могло и не случиться.

Реальная жизнь[править]

• В реальной жизни порой встречается у народов, признающих кровную месть. Особенно если месть идет за другую месть…
• Также реальным родовым проклятием являются наследственные болезни. Классический пример — гемофилия, передающаяся по женской линии, от которой страдают не сами женщины, а их дети мужского пола.
• Если совершенное когда-то человеком плохое деяние затем совершается с его детьми (сам был булли — травят ребёнка^[1], кого-то покалечил — ребёнок родился калекой и т.д.), суеверными людьми это нередко воспринимается как сабж.

1. ↑ Хотя тут как-раз связь вполне может просматриваться достаточно четко и без всякой мистики: как минимум, психологические проблемы родителей часто отражаются на детях (а типичные психологические проблемы булли и их жертв не так уж и отличаются друг от друга), как максимум, если речь о замкнутом обществе (а откуда иначе суеверным соседям знать о подростковых грешках взрослого на данный момент человека), ребенка могут травить именно за отжиг его родителя (а если отжигал не родитель, а старший брат/сестра, с которым успел пообщаться в целом тот-же коллектив, это прямо таки не редкость).

«Литейный. Возмездие» | Фильмы | Пятый канал

1. Пятый канал
2. Кино
3. «Литейный. Возмездие»

1 ноя, 7:05 Криминальный детектив (Россия, 2008)

В спецотдел поступила тревожная информация: в районе морского порта найдены тела двух убитых милиционеров и раненый пенсионер-автомобилист Хронов, которого доставили в больницу. Ранение оказалось серьезным, но он все-таки смог дать показания, что огонь открыл вышедший из фуры человек, и помог составить его фоторобот. А к Шаламову поступила информация о попытках наладить транзит оружия из Европы в Азию…

В ролях: Евгений Сидихин, Сергей Селин, Андрей Федорцов, Алексей Нилов, Анастасия Мельникова, Анвар Либабов, Анна Лутцева, Сергей Воробьёв и др.

Режиссер: Михаил Макаренко

Лев Толстой Биография — Жизнь русского писателя

Лев Толстой
Философ
Специальность	Писатель, реалистическая фантастика
Родился	9 сентября 1828 г. г. Ясная Поляна, Российская Империя
Умер	20 ноября 1910 (82 года) Астапово, Российская Империя
Национальность	Русский

Граф Лев Николаевич Толстой, широко известный как Лев Толстой, родился в Тульской губернии России в сентябре 1828 года.Толстой был великим русским писателем, писавшим романы и рассказы. Его работа была сосредоточена на реалистической фантастике, и он до сих пор считается одним из величайших романистов всех времен.

Рождение и ранние годы

---

Лев Толстой родился в знатной и известной русской семье. Он был четвертым младшим ребенком среди пяти детей в семье. Мать Лео умерла, когда он был очень молод, и через некоторое время скончался отец. Толстого и его братьев и сестер воспитывали родственники.Толстой начал изучать право в 1844 году вместе с восточными языками. Однако Толстой никогда не мог проявить большого интереса к своим занятиям и поэтому оставил их между занятиями.

Учителя описывали Толстого как ученика, который не интересовался и не мог учиться. После окончания университета большую часть времени он проводил в Санкт-Петербурге и Москве. Толстой влез в огромные долги из-за азартных игр, что заставило его переехать к своему старшему брату и пойти в армию. Примерно в это же время Толстой начал писать.Две поездки Льва в Европу в 1857 и 1860 годах существенно повлияли на его литературное и политическое развитие. Он был вдохновлен Виктором Гюго во время своих европейских визитов, и его сочинения также черпали вдохновение в творчестве и стиле письма Гюго.

Личная жизнь Толстого

---

В 1862 году Толстой женился на Софье Андреевне Берд, которая была моложе его на 16 лет. София была дочерью придворного врача. У них была большая семья, у обоих по тринадцать детей в период с 1863 по 1888 год.Брак с самого начала был обусловлен сексуальной страстью и отсутствием эмоциональной чувствительности.

Несмотря на то, что Толстой раскрыл свое обширное добрачное сексуальное прошлое с Софией, ранняя часть их брака считается очень счастливой, и София помогала Льву в написании романов и даже выступала в качестве корректора и финансового менеджера. Однако считается, что их отношения испортились позже из-за того, что вера Толстого стала чрезвычайно радикальной со временем.

Труды и достижения Толстого

---

Лев Толстой начал писать в 24 года.Он опубликовал свой первый рассказ « Детство », который, как и последовавшие за ним Отрочество и Молодость , был вдохновлен ранними годами самого Толстого.

Известное произведение Льва Толстого включает в себя эпос « Война и мир» . Ему потребовалось семь лет (с 1862 по 1869), чтобы закончить четыре тома этого эпоса. Роман рассказывает историю нескольких семей на фоне вторжения Наполеона в Россию 1812 года.

Еще одно из величайших произведений Толстого — Анна Каренина , известная как самая популярная реалистическая фантастика из когда-либо написанных.История об обреченной связи между светской женщиной, попавшей в бесстрастный брак, и лихим офицером. По мотивам этого художественного произведения снято несколько фильмов.

Толстой также написал три пьесы и множество рассказов, в том числе Два гусара , Казаки , Мастер и человек , Отец Сергий и Хаджи-Мурад . Большинство его рассказов было основано на проблемах и влиянии материализма на простых людей.В последние годы жизни Толстого его просветительские идеи были приняты не только в России, но и в других странах.

Научно-популярные произведения Толстого

---

Толстой также написал несколько научно-популярных книг, в том числе Царство Божье внутри вас , Во что я верю , What is Art и Краткое Евангелие .

Все эти книги были основаны на социальных, религиозных, духовных и даже художественных вопросах. Его более поздние работы, такие как Смерть Ивана Ильича и Что делать , сосредоточены на христианских темах.Его произведения многократно публиковались огромными тиражами на всех языках. Его литературное творчество включено в школьную программу, а его учебные произведения изучаются в специальных педагогических учреждениях разного уровня.

Поздние годы Толстого

---

Несмотря на известность, богатство и счастливую семейную жизнь, Толстой был недоволен собой. В последние годы жизни он все больше склонялся к аскетической морали и твердо верил в Нагорную проповедь и ненасильственное сопротивление.Махатма Ганди был глубоко тронут своей книгой Царство Божье внутри тебя , и он написал Толстому о своем движении ненасильственного сопротивления, и их переписка привела к теплой дружбе.

Толстой умер в 1910 году в возрасте 82 лет. Он умер от пневмонии после того, как заболел, когда пытался бежать от жены, отношения с которой испортились.

Последняя остановка (2010) — Rotten Tomatoes

Дом Верхняя касса Билеты и расписание сеансов DVD и потоковое воспроизведение Телевизор Новости Что такое Tomatometer®? Критики ПОДПИСАТЬСЯ | АВТОРИЗОВАТЬСЯ

Фильмы / ТВ

Знаменитости

Результаты не найдены

Посмотреть все
• Дом
• Касса
• телевизор
• DVD
• БОЛЬШЕ
• Новости
• Моя учетная запись
• ПОДПИСАТЬСЯ АВТОРИЗОВАТЬСЯ
• Фильмы и DVD

  Фильмы в кинотеатрах

  • Открытие на этой неделе
  • Верхняя касса
  • Скоро в театрах
  • Выходные доходы
  • Сертифицированные свежие фильмы

  На DVD и потоковое видео

  • FandangoNOW
  • Netflix Streaming
  • iTunes
  • Amazon и Amazon Prime
  • Лучшие DVD и потоковое воспроизведение
  • Новые релизы
  • Скоро на DVD
  • Сертифицированные свежие фильмы
  • Просмотреть все

  Подробнее

  • Лучшие фильмы
  • Прицепы

  Сертифицированный свежий выбор

  88%

  Ширли

  92%

  Да 5 Кровь

  99%

  В записи

• Телевизор

  Новый телевизор сегодня вечером

  100%	Коннеры
  100%	черный
  50%	Дьяволы
  Нет оценок	Коронер
  Нет оценок	Тайлер Перри Sistas
  Нет оценок	Природа
  Нет оценок	Удивительная гонка
  Нет оценок	С.WAT.
  Нет оценок	Чикаго Файр
  Нет оценок	Певец в маске
  Нет оценок	Чикаго П.Д.
  Нет оценок	Я вижу твой голос

  Посмотреть все

  Самый популярный ТВ на RT

  96%	Корона
  100%

Лев Николаевич Толстой Кимдир? Hayatı, Sözleri ve Eserleri

Лев Николаевич Толстой, подол Rus hem de dünya edebiyatının en önemli isimleri arasındadır. Роман, оюн, öykü ve deneme yazarı olarak tanınan Tolstoy; aynı zamanda filozof kimliğiyle де karşımıza çıkmaktadır. Yaşarken üne kavuşan Tolstoy, eserleri ve düşünceleriyle kendisinden sonra gelen pek çok kişiyi etkilemiştir.

Махатма Ганди , Джеймс Джойс, Эдна О’Брайен ве Мартин Лютер Кинг Tolstoy’dan etkilenmiş ünlülerden bazılarıdır. Peki, 82 yaşında hayata veda eden Lev Nikolayeviç Tolstoy hakkında daha fazlası? Gelin, alt başlıklarımızda çoğu kişiye göre bir deha olan Толстой кимдир sorusunun detaylı cevapları üzerine konuşalım.

Лев Николаевич Толстой Кимдир? Kısaca Bilgi

Zengin ve soylu bir ailenin çocuğu olarak dünyaya gelmiş Tolstoy. Fakat anne-babasını küçük yaşlarda kaybetmiş. Bakımı ve eğitimi halaları tarafından üstlenilse de Лев Николаевич Толстой , üniversite eğitimini tamamlayamamış. Bir dönem zevk ve sefa içerisinde yaşayan Tolstoy, daha sonra asillerin arasında yaşamaktan sıkılarak, savaşa katılmış. Ve ilk eserini bu dönemde vermiş.

Birkaç yılını savaş alanlarında geçirdikten sonra evine geri dönen Tolstoy hayatının pek çok döneminde bunalıma girmiş ve zor günler geçirmiş.Ее zaman bir şeylerin eksikliini hisseden Rus yazar, Sofya’yla evlendikten sonra huzuru bulmuş ya da bulduğunu düşünmüş. Ve evliliğinin ilk yıllarında Savaş ve Barış ile Anna Karenina isimli başyapıtlarını tamamlamış. Fakat eksikliğini duyduğu şeyi aramaktan hiçbir zaman vazgeçmemiş. Hatta bu arayışına hayatının son günlerinde bile devam etmiş.

парайа Пулы önem vermeyen, özel mülkiyet fikrine Karsi çıkan, lüks yaşamı sevmeyen ве бу düşünceleri yüzünden Баста karısı OLMAK üzere ailesiyle sorun yaşayan Tolstoy’un Hayat hikayesini incelediğinizde, Onun biraz kayıp, fazlasıyla да Derin бир рух olduğunu Сиз де anlayacaksınız.İşte Tolstoy kimdir sorunun cevaplarını bulacağınız yazı:

Лев Толстойун Хаяты

9 Eylül 1828’de zengin ve asil bir ailenin çocuğu olarak Moskova’nın güneyindeki Тула şehrinde, Ясная Поляна исимли konakta dünyaya gelmiş Лев Николаевич Толстой . Пренсес Мария иле Конт Николай Ильич Толстой’ун дёрдюнджю чокугу олан дев ясар, ильк бюйюк кайбыни хенуз 2 яшындайкен аннесини кайбедерек ясамыш. Beşinci çocuğunu doğururken hayata veda eden annesinden 7 yıl sonra da babası ölmüş Tolstoy’un.

Böylece yakınlarının yanında sürdüreceği hayatı başlamış. Halalarının gözetiminde yetişen Tolstoy’un aldığı din eğitimini onun üzerinde büyük etkiler yaratmış. 1840 yılında kadar çiftlikte kalan 3 kardeşin bakımı, Aleksandr haladan Tatiana halaya devredilince, çocuklar Kazan şehrine götürülmüş. Fakat halasının kocasının onlara kötü örnek olmasının da etkisiyle Tolstoy, delikanlılık çağında serseri bir yaşam sürmeye başlamış. 1843’te Doğu Dilleri okumak üzere Kazan Üniversitesi’ne girse de1 sene sonra okulu bırakmış.Зира о dönemler hayatı eğlence, içki ве kadınlardan ibaretmiş.

Толстой ве Айлес;

1845 yılında Hukuk Fakültesi’ne geçmesine rağmen buradaki eğitimini de tamamlayamamış. 19 yaşına gelen Lev Tolstoy, Yasnaya Polyana malikanesine geri dönmüş ve burada köylülerle iç içe yaşamaya başlamış. Toprak işleriyle uğraşan ve çiftçilerin yaşam şartlarını iyileştirmek için çabalayan Tolstoy, birkaç sene doduğu topraklarda kaldıktan sonra ani bir kararla Kafkasıabey’in ainaylas.Бурада Кафкас halkının yaşamlarını gözlemleyerek, ilk gerçekçi hikayelerini yazmış.

Kafkasların ne kadar çetin koşullar altında yaşadıklarını görmek, Tolstoy’un uçarılığı üzerinde etkili olmuş ve tabiri caizse onun büyümesini sağlamış. Kırım Savaşı’nda yer alan Tolstoy , boş zamanlarında kalemi eline alıyor ve izlenimlerini gerçekçi bir dille yazıya döküyormuş. İlk eseri olan Çocukluk da işte bu sırada ortaya çıkmış. Ardından dönemin ünlü edebiyat dergilerinden birinde Çocukluğumun Tarihçesi adıyla yayımlanmış.Eleştirmenlerin tam not verdiği eserin yazarının Толстой olduğu öğrenilince, derginin butkilisi Николай Некрасов yazara hak ettiği ücreti vermiş. Kısacası; 23 yaşında meşhur yazarlar arasına katılmış Rus edebiyatçı.

Ясная Полянадаки Эвинин Бахчесинде Йемекте;

Birkaç yıl savaşta yer alan Tolstoy, 1854’te Sivastopol’a topçu asteğmeni olarak gönderilmiş. Ve burada gördüklerini amirlerinin de isteğiyle Sivastopol Hikayeleri isimli eserini yazmış.Fakat savaş alanında daha fazla duramayacağını düşünerek ordudan ayrılmaya ve yazarlıkla uğraşmaya karar vermiş.

İlk başta St. Petresburg’a yerleşse de buradaki edebi topluluklarla anlaşamayarak çiftliğinin yolunu tutmuş. 1857’de İsviçre, Almanya ve Fransa’ya seyahat eden Tolstoy, bu sırada eğitimsizlik sorunuyla ilgilenmeye başlamış. Ayrıca Batı’nın yapaylığını ve maddeciliğini eleştirmiş, Hatta düşüncelerini yaymak için bir dergi çıkartmaya karar vermiş.

Толстой, Кысканч Кариси Софья иле Бирликте;

Batı uygarlığının insanoğlunu Bozan bir sorun olarak görse de yurt dışında olduğu dönemlerde kumar oynayıp para kaybetmekten de geri durmamış. Kölelik sisteminin kaldırıldığı ülkesine döndüğünde, çiftliğinin bulunduğu kasabaya giden Tolstoy, burada toprak sahipleri ile eski köleler arasındaki anlaşmazçlözıkları.

ar’ın emirlerine uymadığı için asillerle arası açılan Tolstoy, sonunda görevinden istifa etmiş. Topraklarından ayrılıp Moskova’ya giden yazar burada yine kumar oynamaya başlamış. Ve tıpkı Dostoyevski gibi o da kumar borcuna karşılık, henüz bitirmediği bir eserini rehin vermiş.Gelgitler içinde yaşayan Tolstoy, ее geçen gün kendisini köylülere daha yakın hissediyor, Rus sosyetesinin yapaylığında n ve lüks yaşamdan gitgide uzaklaşıyormuş.

Толстойун Эви;

Topraklarında yargıçlık yaptığı sırada büyük aşkı Sofya Bers ile karşılaşmış olan Лев Николаевич, ona körkütük aşık olmuşmi ve 1862’çülenaden. Ve daha önce hayatına pek çok kadın girmiş олан Толстой, düğün gecelerinde karısına önceki ilişkilerini yazdığı günlüğünü okutmuş.Aşırdınız, değil mi? Bu bilginin ayrıntılarına ve daha fazlasına ünlü Türk ve yabancı yazarlar hakkında ilginç bilgiler başlıklı yazıdan ulaşabilirsiniz.

Evlendikten sonra eğlence dünyasından tamamen uzaklaşan Tolstoy’un evliliğinin ilk 15 yılı çok güzel geçmiş. Hatta yazar Sofya’ya olana sevgisini «hiç böyle aşık olacağımı düşünmemiştim» gibi sözlerle ifade etmiş. 13 çocukları olan çift yıllarca huzur içerisinde yaşamış. Bu dönemde Толстой бир яндан toprağıyla uğraşıyor, бир диğер яндан да tutkuyla yazıyormuş. 1863 yılında daha sonra dünya klasikleri kitapları arasında yer alacak Savaş ве Barış’a başlamış. Ve attan düşüp kolunu sakatlamasına rağmen, romanına karısının kız kardeşi Tanya’ya yazdırarak devam etmiş.

Yaşlılık Dönemi;

1869’da tamamladığı Savaş ve Barış’ın ardından ruhsal anlamda çöküntü yaşamış Лев Толстой. Kitabı ün kazandıkça durumu daha da kötüleşiyor, ее şeyin anlamsızlaştığı görerek gittikçe mutsuz bir ruh haline bürünüyormuş.Arayış içerisinde olan Tolstoy, bir süreliğine manastıra kapanmış, sonrasında din adamlarıyla tartışmalar yaşayarak buradan da ayrılmış. Özel mülkiyet ve din konularındaki fikirleri yüzünden hem karısıyla hem de ilahiyatçılarla sorun yaşamış.

1873 yılında Tolstoy, daha sonra en iyi aşk kitapları listesinde de yer alacak olan ikinci büyük romanı Anna Karenina’ya başlamış. Mükemmel bir kurgusu olan romanın 2012 yılında Каре Найтли, Джуд Лоу, Арон Джонсон başrollerinde beyaz perdeye uyarlandıını ve aldatma konusunun işlendiği en iyi filmler lisimtes belmeyrıcaun.Анна Каренина иле илгили сёйлемек истэйдіğим бир диğер шей де гюзеллер гюзели Анна карактерине ильхам верен кадынин, бабасы Александр Пушкин олан Мария Пушкина олдугу.

Толстой ве Айлес;

1877’de tamamlayıp yayımladığı Anna Karenina’dan sonra yeniden bunalıma giren yazarın çöküşünde, 1873’le 1875 yılları arasında 3 çocuğunu ve iki halasını kaybetmesili öpey. Hatta kayıplarından sonra intihar etmeyi bile düşünmüş.Yine dine sığınıp, sofu olan Tolstoy’un dindarlığı 2 yıl sürmüş. Ardından özel mülkiyete karşı çıkan görüşleriyle pek çok düşünce yazısı yazmış ве yıllarca manevi arayışına devam etmiş. 1880’den sonra kilise otoritesini reddettiğini belirten eserlerini yayımlamış ve büyük tepki toplamış.

1891-1892 yılları arasında yaşanan kıtlık sırasında Tolstoy, ailesiyle olan bağlarını güçlendirmiş. Kız çocuklarına daha çok düşkün olan yazarın en sevdiği kızı ise küçük Vanişka’ymış .Fakat 7 yaşındayken kızamığa yakalanan Vanişka, 1895’te hayatını kaybetmiş ве Tolstoy için bir kez daha zor günler başlamış. Hayatı ruhsal karmaşalar içerisinde sürüp giderken, 1901’de kilise tarafından aforoz edildiğinde hiç üzülmemiş.

Кызы Татьяна Иль;

1902’de zatürreye yakalanan 74 yaşındaki Tolstoy’un durumu doktorlar tarafından ümitiz olarak değerlendirilse de Rus yazar aylarca direndiği hastalığını yenerek iyileşmiş.Yaşlandıkça ailesiyle sorun yaşamaya başlayan Tolstoy, karısıyla sık sık tartışıyor, çocuklarıyla da sık sık fikir ayrılığı yaşıyormuş. Çünkü o köylü gibi giyinmek, onlar gibi yiyip içmek, sade bir hayat yaşamak istiyor, ailesi ise lüks yaşam meraklısı olduğu için bu duruma karşormı çıyy.

1905 yılında ülke Japonlarla savaşa girdiğinde şiddetle eleştiren yazar, halkın sempatisini kazanmış ve deyim yerindeyse ülke ikiye bölünmüş. Бир тараф ar Nikola’yı бир тараф ise Tolstoy’u destekliyor, bu iki isim için tezahüratlar yapılıyormuş.

Толстой Дефний;

Владимир Ленин tarafından daha sonra 1917 Devrimi’nin provası olarak nitelendirilecek 1905 Devrimi’nden etkilenmese de, ayaklanmaya katılanlar arasında Tolstoy’un takipçileri deş bulunu. Сын yıllarını Yasnaya Polyana’da geçiren Tolstoy, karısıyla sık sık tartışıyor, mülkünden vazgeçmek istediği için Sofya’nın gazabına uğruyormuş. Ve bu durum edebiyat dünyasının en önemli isimlerinden olan Tolstoy’un evini kaçarak terk etmesine neden olmuş.

Tolstoy’un Ölümü

Yaşarken ünlü olan nadir yazarlardan Tolstoy’un ölümü üzerine pek çok farklı şey söylenmiştir. О kimilerine göre öleceğini anlayıp evini terk etmiş, kimilerine göre ise karısının dırdırına daha fazla dayanamayıp kendini sokaklara atmıştır. Ама ее halükarda Tolstoy, ölüm yolculuğuna bir nevi kaçış amacıyla çıkmış. Neredeyse hayatı boyunca özlem duyduğu sade yaşama kavuşmak için 28 Ekim 1910’da sabahın beşinde gizlice evden kaçmış.

Daha sonra kaçışını anlatırken günlüğünün son sayfalarına etrafın zifiri karanlık olduğunu, yakalanma korkusuyla titrediğini ve dışarı çıktığında çalılışünümara dışarı. Yanına neredeyse hiçbir şey almayan Tolstoy, at arabasını hazırlatarak yola çıkmış. Karısına yazdığı mektubu ise sırdaşı olarak gördüğü kızı Aleksandra’ya vermiş. Ve Sofya Tolstoy’un veda mektubunu okuduktan sonra çılgına dönmüş bir vaziyette evden dışarı çıkmış.

Толстой Мезары;

ünkü Tolstoy, mektubunda her şeyi açık açık anlatıyor, Sofya’yı affettiğini, kendisine kırılmamasını istediğini ama en iyisinin evi terk etmesi karaduındınu,Okudukları karşısında şok olan Sofya , kendisini göle atarak intihara kalkışmış. Толстой ise nereye gideceğini bilemez halde trende yolculuk yapmaktaymış. Tek istediği basit bir yaşam ve biraz huzurmuş. Geceyi бир manastırda geçiren yazar, daha sonra rahibe olan kız kardeşini ziyaret etmiş. Fakat yolculuğuna devam ederken souk algınlığına yakalanmış. Durumunun kötüleşmesi sonucunda Astopava’daki istasyonda küçük bir kulübeye yatırılmış.

O; şöhret, para ve insanların ilgisinden kaçtığını zannederken bütün gazetelerde Tolstoy’un evden kaçtığı yazıyormuş.Haliyle küçük kulübeye yatırılan ünlü ismin ailesi durumdan haberdar edilmiş. Astapova’ya gitmek için özel bir vagon kiralayan aile kısa sürede istasyona ulaşmış. Fakat Tolstoy, koridorda bekleyen karısı Sofya’nın yalvarmalarına rağmen kızı Tatyana’dan başka kimsenin odasına girmesini istememiş.

Москва Булунан Хейкели;

Astopava kısa sürede gazeteciler, kilise butkilileri, Tolstoy’un dostları ve yakınlarıyla dolup taşmış.Ve günlerce süren bekleyiş Rus yazarın 20 Kasım 1910’da hayata veda etmesiyle son bulmuş. Cenazesi 23 Kasım’da Tolstoy’un doğduğu topraklarda yapılmış ве 82 yaşındaki ünlü isim Yasnaya Polyana’nın çok sevdiği gölgeli bir köşesşine defnedilmi.

Толстой Эсерлери

Dünya edebiyatında önemli bir yeri olan 19. yüzyıl yazarı, gençlik yıllarında eline aldığı kalemi neredeyse hayatının son gününe kadar bırakmamış, Levakmeus tempus olan.Саваш ве Бариш, Анна Каренина, Дирилиш, Инсан Не иле Яшар, Хаджи Мурат, Хазин Бир Эвлилигин Романи, Краутцер Сонат, Баскин, Уч Олум, Итирафларым, Иван Ильич’ин Элюмю, Сержи Шынджи Баба, Эшынджи Баба Ики Yaşlı Адам, Эрик ekirdeği ve daha pek çok eseri olan Tolstoy, hikaye, roman, deneme, öykü, masal ve oyun gibi farklı türlerde yazmıştır.

Анна Каренина — 1877

Hem kurgu, hem üslup hem de sürükleyiciliği açısından başyapıt niteliğinde olan Анна Каренина, Rusya’daki asillerin hayatını en iyi şekilde açıklamaktadır.Romanın başkarakteri Anna Karenina’nın evlilik dışı aşk yaşaması, sosyetenin olaylara bakışı ve sonrasında sevgililer arasında yaşananlar, tek solukta okunacak nitelikte yazılmıştır. Ahlakın, Rus aristokratların, aşkın gücünün ve anneliğin sorgulandığı eser, herkesin okuması gereken kitaplar arasındadır diyebilirim.

İnsan Ne ile Yaşar? — 1885

Hayatı boyunca arayış içerisinde olan Tolstoy’un İnsan Ne ile Yaşar? isimli kitabı ders verici 4 kısa öyküden oluşmaktadır. İyilik ve kötülük, yaşam ile ölüm, açgözlülük ile tamahkarlık gibi kavramlar üzerinde younlaşılan bu realist hikayeler, hayatın gerçaklerini öğrenmerusi isükıı

Дирилиш — 1899

Tolstoy’un en ünlü eserlerinden bir tanesi de Diriliş’tir. İnsanların soylular ile diğerleri olarak ayrıldığı bir dönemin anlatıldığı romandaki ana karakterler Katyuşa ile Dimitry’dir. Soylu bir ailenin yanında hizmetçilik yapan Katyuşa ile zengin Dimitry arasındaki aşk hikayesiyle birlikte dönemin toplumsal yapısı anlatılmaktadır. Ayrıca yoksul insanlara yapılan haksızlıklar, soyluların lüks hayatları, sahte mutluluklar gibi konular işlenmiş olup dönemin adaletsizlikleri eleştirilmiştir.

Саваш ве Барыш — 1869

İlk kez 1869 yılında basılan kitabın orijinali 2200 sayfadan oluşmaktadır. 600 civarında karakterin bulunduğu Savaş ve Barış, Tolstoy’un dehasını kanıtladığı en başarılı yapıtı olarak da ifade edilmektedir. Halkın işgalcilere karşı yurdu savunduğu eserde, doğum, ölüm, kıskançlık, özveri, ihanet, sevgi, şehvet gibi hayata dair pek çok farklı kavram ele alınmıştır. Imdiye kadar yazılmış en iyi roman olarak da nitelendirilen eserde, Ростовлар ве Bolkonskiler isimli soylu ailelerin üyeleri ana karakterleri oluşturmaktadır.

Толстой Сёзлери

Толстой kimdir sorusunun cevapları üzerine detaylıca konuştuumuzu düşünüyor ve yazıyı ünlü kişiliğin birkaç sözüyle bitirmek istiyorum. İşte yaşamaktan keyif almak ve bazı gerçeklerin farkına varmak için hemen her gün aklımıza getirmemiz gereken Tolstoy sözleri:
Belki sizin hayatınızda da böyle insanlar vardır. Hatta belki de değil, büyük ihtimalle siz de yaşamınızı zorlaştırmaktan başka bir ise yaramayan kişilerden muzdaripsinizdir. O halde yukarıdaki Tolstoy sözünün doğruluğuna inanın ve etrafınızdaki gereksizlerden bir bir kurtulmaya başlayın derim.
ikayet etmek! Bıkmadan usanmadan hemen her gün yaptığımız bir eylem, değil mi? Peki, bunun yerine şikayet ettiğiniz hayatın bir başkasının hayali olabileceğini düşünmeye ne dersiniz?
Yine az önceki sözün bir benzeri! Hayatı boyunca hakikati aramaya devam eden yazar, sizin de gördüğünüz gibi aslında pek çok gerçeğin farkına varmış.
Ve bu sözü gördükten sonra ne kadar insan olduğunu sorgulayabiliyorsa, onun için umut var demektir.
Acaba kaçımız karşılığını beklemeden iyilik yapabiliyoruz?
Tıpkı et yemeyi cinayetle eş tutan Kafka gibi Tolstoy da bir vejetaryenmiş.

Ne diyorsunuz? Лев Николаевич Толстой hakkında öğrendiklerinizden sonra ünlü kişilik hakkında nasıl bir yorum yaparsınız? Месела; hayatı boyunca pek çok farklı düşünceye kapılan Rus yazar, sonunda aradığını bulmuş mudur? Белки де Толстой ее заман özlemini duyduğu sadeliği, hayatının сын günlerini geçirdiği demir karyolalı küçük odada bulmuş, сын nefesini verdiği eski, tozlu kulübede huzur içüştürl.

Ücretsiz VİOP deneme hesabı açın ve 100.000 лир, когда мы говорим о риске, almadan nasıl yatırım yapacağınız öğrenin.

Traducir retribution del inglés al alemán: Diccionario Cambridge

Haz clic en las flechas para Invertir el sentido de la traducción.

• Bilingües
• Inglés-Francés Francés-Inglés
• Inglés-Alemán Алеман-Инглес
• Inglés-Indonesio Индонезио-Инглес
• Inglés-Italiano итальяно-английский
• Inglés-japonés японское инглес
• Inglés-Polaco

определение Толстого по The Free Dictionary

Про армию Михельсона я понимаю — Толстого тоже…. Мужчина подошел, и кто-то — женщина — встала и спросила, какое мнение о Толстом высказал оратор. Юргис никогда не слышал о Толстом и не заботился о нем. Вы можете прочитать большую часть Диккенса, как вы можете прочитать большую часть Готорна или Толстого, и ни разу не вспомните о литературе как о бизнесе или культе. но вы вряд ли сможете прочитать абзац или предложение Теккерея без напоминания о нем либо внушением, либо прямым намеком.Он охотился на крупную дичь в Сиаме, добывал жемчуг в Паумоту, побывал у Толстого, посмотрел Страсти и пересек Анды на спине мула; в то время как он был живым указателем лихорадочных ям Западной Африки. Его большие и смелые космические теории рекламировали его суровую жизнь и невинную, хотя и несколько холодную мораль; он занимал что-то от позиции Дарвина, удвоенной с позицией Толстого. Но он не был ни анархистом, ни антипатриотом; его взгляды на разоружение были умеренными и эволюционными — республиканское правительство оказывало ему большое доверие в отношении различных химических усовершенствований.Когда Толстой решает отправиться в путешествие без жены, он добирается только до железнодорожной станции, прежде чем заболеть пневмонией. ПОСЛЕДНЯЯ СТАНЦИЯ Cert 15, 113mins Последние месяцы жизни Льва Толстого представлены на экране в роскошной, но неравномерной драме. Это больше похоже на любовное письмо Оскара, чем на фильм, предназначенный для просмотра. Какая связь у Толстого с шотландцами? Тем не менее, эта захватывающая история о битве за права умирающего писателя Льва Толстого — очень интересный период. драма с похвально легким оттенком.Это лишь одна из причин настроиться на «Лошадиные люди с Александрой Толстой», новый сериал, который начался на прошлой неделе и рассказывает о внучатой ​​племяннице известного писателя Льва Толстого, которая исследует различные культуры по всему миру, которые зависят от нашего четвероногого. друзья.МАГ С АРАБЕСКАМИ, фокусник со свитками, романтик с широкими листьями, Каролинда Толстой уже много лет покрывает свою керамику этими и другими дизайнерскими мотивами. ПОСТРОИВАЯ УНИКАЛЬНЫЙ МОСТ между Востоком и Западом, антиквариатом и авангардом, графиня Каролинда Толстая занимается развитием исламской эстетики керамики, одновременно создавая оригинальный вид искусства.

цитат Льва Толстого о пророке Мухаммеде (мир ему и благословении) и исламе

-> Пророк Мухаммед: «Мухаммед всегда стоял выше христианства. Он не считает Бога человеком и никогда не сравнивает себя с Богом. Мусульмане не поклоняются ничему, кроме Бога, и Мухаммад — его Посланник. В этом нет никакой тайны и тайны ».

-> Человечеству нужен исламский закон: «Закон Корана восторжествует в мире, потому что он согласуется с разумом и мудростью.Я пришел к пониманию того, что человечеству нужен только Божественный закон, чтобы установить истину и уничтожить ложь. Исламский закон охватит весь мир, потому что он согласуется с разумом и согласуется с мудростью и справедливостью ».

-> Они изумляли свое окружение: «Это правда, что широкое распространение ислама в руках этих (мусульман) не привлекало буддистов и христиан. Однако, бесспорно, хорошо установленным фактом является то, что мусульмане, в первые дни ислама, были признаны за их воздержания в ложном мире, чистое поведение, прямота и честность, так много, что они поражены окружающие их соседи со своими благородными манерами, милосердие и доброта.”

-> Видные люди: «Одно из хороших достоинств исламской религии состоит в том, что она предписывает хорошее обращение с христианами и евреями в целом и христианскими епископами в частности. Он повелевает относиться к ним доброжелательно и услужливо и разрешает своим последователям из числа мужчин жениться на христианках и еврейках, которым позволено оставаться на своей религии — учение, которое подразумевает великую терпимость, не скрываемую от мужчин просвещенных видений ».

—-> Я восхищаюсь Мухаммедом: «Мухаммаду достаточно для гордости, что он смог спасти униженных и окровавленных людей от дьявола достойных порицания привычек и открыл им путь развития и прогресса.Я один из тех, кто восхищается Пророком Мухаммедом, которого Бог решил нести Свое последнее послание и стать последним Пророком ».

-> Великий труд: «Несомненно, Пророк Мухаммед — один из величайших реформаторов, служивших обществу. Ему для гордости достаточно, что он вывел весь народ к свету истины, сделал свой народ склонным к миру и спокойствию, отдав предпочтение аскетической жизни, предотвратил его от кровопролития и принесения жертв из числа людей и открыл им путь развитие и вежливость.Это действительно великая работа, которую может выполнить только человек, наделенный властью, и такой человек достоин уважения и почестей ».

Аллаху ведомо!
Похоже, Лев Толстой принял ислам перед своей смертью.

Русская женщина, вышедшая замуж за мусульманина Е. Векилова, написала Толстому, что ее сыновья хотят принять ислам, и попросила его совета. Вот что писатель ей ответил: «Что касается предпочтения мусульманства православию, то я полностью сочувствую такому обращению.Сказать это может быть странно для меня, который ценит христианские идеалы и учение Христа в их чистом смысле больше, чем что-либо еще, я не сомневаюсь, что ислам в своей внешней форме стоит выше Православной церкви. Следовательно, если человеку дается только два выбора: придерживаться православной церкви или ислама, любой здравомыслящий человек не будет колебаться по поводу своего выбора, и любой предпочтет ислам с его принятием одного постулата, единого Бога и Его Пророка, вместо такого сложного. и непонятные вещи в богословии, такие как Троица, искупление, таинства, святые и их изображения и сложные службы »

Ясная Поляна, 15 марта 1909 г.

Мы можем привести еще одно его письмо, в котором объясняется его мировоззрение, сформировавшееся в результате его долгих мучительных поисков истины.

«Я был бы очень рад, если бы вы были со мной одной веры. Просто попробуй понять, что такое моя жизнь. Никаких жизненных успехов — богатство, честь, слава — их у меня нет. Мои друзья, даже моя семья отворачиваются от меня.

Некоторые — либералы и эстеты — считают меня сумасшедшим или слабоумным, как Гоголь; другие — революционеры и радикалы — считают меня мистиком и человеком, который слишком много говорит; чиновники считают меня злым революционером; Православные считают меня дьяволом.

No related posts.